Книга Урантии
Чст IV. Жизнь и Учения Иисуса
Текст 172
Вход в Иерусалим
Вход в Иерусалим
Paper 172
Going into Jerusalem
Going into Jerusalem
1 марта 30 года н.э. в пятницу днем в начале пятого Иисус и апостолы пришли в Вифанию. Их ожидали Лазарь, его сестры и их друзья; но поскольку каждый день множество людей приходили поговорить с Лазарем о его воскрешении, Иисусу сообщили, что он остановится у верующего соседа по имени Симон, который после смерти отца Лазаря был самым уважаемым жителем этого города.
172:0.1 (1878.1)
JESUS and the apostles arrived at Bethany shortly after four o’clock on Friday afternoon, March 31, a.d. 30. Lazarus, his sisters, and their friends were expecting them; and since so many people came every day to talk with Lazarus about his resurrection, Jesus was informed that arrangements had been made for him to stay with a neighboring believer, one Simon, the leading citizen of the little village since the death of Lazarus’s father.
В тот же день вечером Иисус принял многих, и простые люди из Вифании и Виффагии делали все возможное, чтобы он почувствовал их радушие. Хотя многие полагали, что Иисус, полностью пренебрегая вынесенным синедрионом смертельным приговором, направляется теперь в Иерусалим, чтобы провозгласить себя царем евреев, вифанийская семья — Лазарь, Марфа и Мария — более глубоко осознавали, что Учитель был царем особого рода; они смутно догадывались, что это, быть может, его последнее посещение Иерусалима и Вифании.
172:0.2 (1878.2)
That evening, Jesus received many visitors, and the common folks of Bethany and Bethpage did their best to make him feel welcome. Although many thought Jesus was now going into Jerusalem, in utter defiance of the Sanhedrin’s decree of death, to proclaim himself king of the Jews, the Bethany family—Lazarus, Martha, and Mary—more fully realized that the Master was not that kind of a king; they dimly felt that this might be his last visit to Jerusalem and Bethany.
Первосвященники были осведомлены, что Иисус остановился в Вифании, но сочли за лучшее даже и не пытаться схватить его, пока он среди друзей; они решили дождаться его прихода в Иерусалим. Иисус обо всем этом знал, но сохранял величественное спокойствие; его друзья никогда не видели его более спокойным и сердечным; даже апостолы были изумлены его безразличием к тому, что синедрион призвал все еврейство предать его в их руки. В ту ночь, пока Учитель спал, апостолы по двое охраняли его, и многие из них были вооружены мечами. Рано утром на следующий день они были разбужены сотнями паломников, несмотря на субботний день пришедших из Иерусалима, чтобы увидеть Иисуса и Лазаря, воскрешенного им из мертвых.
172:0.3 (1878.3)
The chief priests were informed that Jesus lodged at Bethany, but they thought best not to attempt to seize him among his friends; they decided to await his coming on into Jerusalem. Jesus knew about all this, but he was majestically calm; his friends had never seen him more composed and congenial; even the apostles were astounded that he should be so unconcerned when the Sanhedrin had called upon all Jewry to deliver him into their hands. While the Master slept that night, the apostles watched over him by twos, and many of them were girded with swords. Early the next morning they were awakened by hundreds of pilgrims who came out from Jerusalem, even on the Sabbath day, to see Jesus and Lazarus, whom he had raised from the dead.
Паломники, приходившие из-за границ Иудеи, равно как и еврейские власти, постоянно задавали вопрос: «Как вы думаете? Иисус придет на праздник?» Поэтому, когда люди услышали, что Иисус в Вифании, они обрадовались, первосвященники же и фарисеи были несколько озадачены. Они были довольны тем, что он окажется в их власти, но в то же время были в некотором замешательстве от его смелости; они помнили, что во время предыдущего его посещения Вифании был воскрешен из мертвых Лазарь, и Лазарь становился серьезной проблемой для врагов Иисуса.
172:1.1 (1878.4)
Pilgrims from outside of Judea, as well as the Jewish authorities, had all been asking: “What do you think? will Jesus come up to the feast?” Therefore, when the people heard that Jesus was at Bethany, they were glad, but the chief priests and Pharisees were somewhat perplexed. They were pleased to have him under their jurisdiction, but they were a trifle disconcerted by his boldness; they remembered that on his previous visit to Bethany, Lazarus had been raised from the dead, and Lazarus was becoming a big problem to the enemies of Jesus.
За шесть дней до Пасхи, в субботний вечер вся Вифания и Виффагия собрались, чтобы ознаменовать приход Иисуса всеобщим пиром в доме у Симона. Ужин был устроен в честь Иисуса и Лазаря; и это был вызов синедриону. Марфа руководила приготовлением и подачей на стол пищи; ее сестра Мария была среди женщин, наблюдавших со стороны, поскольку участие женщины в званом пиру противоречило обычаю евреев. Там были и люди синедриона, но они боялись схватить Иисуса, пока он находился среди своих друзей.
172:1.2 (1878.5)
Six days before the Passover, on the evening after the Sabbath, all Bethany and Bethpage joined in celebrating the arrival of Jesus by a public banquet at the home of Simon. This supper was in honor of both Jesus and Lazarus; it was tendered in defiance of the Sanhedrin. Martha directed the serving of the food; her sister Mary was among the women onlookers as it was against the custom of the Jews for a woman to sit at a public banquet. The agents of the Sanhedrin were present, but they feared to apprehend Jesus in the midst of his friends.
Иисус беседовал с Симоном об Иисусе Навине, своем тезке, и рассказывал, как тот Иисус и израильтяне пришли в Иерусалим через Иерихон. Объясняя легенду о падении стен Иерихона, Иисус сказал: «Меня не заботят такие стены из кирпича и камня; но я хотел бы сделать так, чтобы стены из предрассудков, себялюбивой праведности и ненависти рухнули перед проповедью любви Отца ко всем людям».
172:1.3 (1879.1)
Jesus talked with Simon about Joshua of old, whose namesake he was, and recited how Joshua and the Israelites had come up to Jerusalem through Jericho. In commenting on the legend of the walls of Jericho falling down, Jesus said: “I am not concerned with such walls of brick and stone; but I would cause the walls of prejudice, self-righteousness, and hate to crumble before this preaching of the Father’s love for all men.”
Все шло своим чередом, и лишь незадолго до окончания пира Мария, сестра Лазаря отошла от женщин, наблюдавших за пиром, и, приблизившись к тому месту, где, как почетный гость, возлежал Иисус, открыла большой алебастровый сосуд с очень редким и драгоценным миро и, умастив голову Учителя, помазала им его ноги и отерла их своими волосами. Весь дом наполнился благоуханием от мира, и все присутствующие были изумлены поступком Марии. Лазарь ничего не сказал, но когда некоторые люди зароптали, выражая негодование, что столь драгоценное миро используется таким образом, Иуда Искариот подошел к месту, где возлежал Андрей, и сказал: «Почему бы это миро не продать и деньги не пожертвовать на пропитание бедных? Тебе следует поговорить с Учителем, чтобы он осудил такую расточительность».
172:1.5 (1879.3)
Nothing out of the ordinary happened until near the close of the feasting when Mary the sister of Lazarus stepped forward from among the group of women onlookers and, going up to where Jesus reclined as the guest of honor, proceeded to open a large alabaster cruse of very rare and costly ointment; and after anointing the Master’s head, she began to pour it upon his feet as she took down her hair and wiped them with it. The whole house became filled with the odor of the ointment, and everybody present was amazed at what Mary had done. Lazarus said nothing, but when some of the people murmured, showing indignation that so costly an ointment should be thus used, Judas Iscariot stepped over to where Andrew reclined and said: “Why was this ointment not sold and the money bestowed to feed the poor? You should speak to the Master that he rebuke such waste.”
Иисус, который знал, что они думали, и слышал, что они говорили, возложил руку на голову Марии, стоявшей подле него на коленях, обратил на нее взор, исполненный доброты, и сказал: «Оставьте ее в покое, все вы. Почему вы ее укоряете за это, хотя она сделала доброе дело от всего сердца? Вам, которые ропщут и говорят, что это миро следовало продать и раздать деньги бедным, я могу сказать, что бедные всегда будут с вами, так что вы можете служить им в любой момент, когда вам захочется; но я не всегда буду с вами; я скоро ухожу к моему Отцу. Эта женщина сберегла это миро, чтобы умастить им мое тело, когда его будут хоронить и теперь, когда в ожидании моей смерти она сочла за благо использовать это миро, не следует лишать ее этого удовольствия. Этот поступок Марии — укор всем вам, ибо своим действием она доказывает веру в то, что я говорил о моей смерти и вознесении к моему Отцу на небеса. Эта женщина не будет осуждена за то, что она сделала в этот вечер; напротив, говорю я вам, что в грядущие века везде, где будет проповедоваться это евангелие, по всему свету будут помнить о ней и говорить о том, что она сделала».
172:1.6 (1879.4)
Jesus, knowing what they thought and hearing what they said, put his hand upon Mary’s head as she knelt by his side and, with a kindly expression upon his face, said: “Let her alone, every one of you. Why do you trouble her about this, seeing that she has done a good thing in her heart? To you who murmur and say that this ointment should have been sold and the money given to the poor, let me say that you have the poor always with you so that you may minister to them at any time it seems good to you; but I shall not always be with you; I go soon to my Father. This woman has long saved this ointment for my body at its burial, and now that it has seemed good to her to make this anointing in anticipation of my death, she shall not be denied such satisfaction. In the doing of this, Mary has reproved all of you in that by this act she evinces faith in what I have said about my death and ascension to my Father in heaven. This woman shall not be reproved for that which she has this night done; rather do I say to you that in the ages to come, wherever this gospel shall be preached throughout the whole world, what she has done will be spoken of in memory of her.”
Именно из-за этого упрека, который Иуда Искариот воспринял как укор лично ему, он принял окончательное решение постараться отомстить за свои оскорбленные чувства. Много раз такие мысли возникали у него подсознательно, но теперь он решился обдумать эти грешные мысли явно и осознанно. Кстати, многие сочувствовали подобному его отношению к поступку Марии, поскольку цена этого миро была равна сумме, зарабатываемой одним человеком за один год — достаточной, чтобы приобрести хлеб для пяти тысяч человек. Но Мария любила Иисуса; она приобрела это драгоценное миро, чтобы набальзамировать им его мертвое тело, ибо верила его словам, когда он предупреждал их, что должен умереть, и если она передумала, решив преподнести Учителю этот дар, пока он еще жив, нельзя было отказать ей в этом праве.
172:1.7 (1879.5)
It was because of this rebuke, which he took as a personal reproof, that Judas Iscariot finally made up his mind to seek revenge for his hurt feelings. Many times had he entertained such ideas subconsciously, but now he dared to think such wicked thoughts in his open and conscious mind. And many others encouraged him in this attitude since the cost of this ointment was a sum equal to the earnings of one man for one year—enough to provide bread for five thousand persons. But Mary loved Jesus; she had provided this precious ointment with which to embalm his body in death, for she believed his words when he forewarned them that he must die, and it was not to be denied her if she changed her mind and chose to bestow this offering upon the Master while he yet lived.
Когда первосвященники услышали об этом обеде, устроенном в Вифании в честь Иисуса и Лазаря, они стали обсуждать между собой, что делать с Лазарем. И вскоре они решили, что Лазарь тоже должен умереть. Они справедливо заключили, что бесполезно было бы казнить Иисуса и оставить в живых Лазаря, которого он воскресил из мертвых.
172:1.9 (1880.1)
When the chief priests heard of this dinner in Bethany for Jesus and Lazarus, they began to take counsel among themselves as to what should be done with Lazarus. And presently they decided that Lazarus must also die. They rightly concluded that it would be useless to put Jesus to death if they permitted Lazarus, whom he had raised from the dead, to live.
В это воскресное утро в прекрасном саду у Симона Учитель собрал вокруг себя двенадцать апостолов и дал им последние наставления перед входом в Иерусалим. Он сказал им, что произнесет, вероятно, много речей и много еще будет учить прежде, чем вернется к Отцу, но посоветовал апостолам воздерживаться от публичной деятельности в Иерусалиме во время Пасхи. Он велел им оставаться поблизости от него и «смотреть и молиться». Иисус знал, что многие из его апостолов и ближайших последователей даже и тогда имели при себе мечи, спрятанные под одеждой, но не упомянул об этом.
172:2.1 (1880.2)
On this Sunday morning, in Simon’s beautiful garden, the Master called his twelve apostles around him and gave them their final instructions preparatory to entering Jerusalem. He told them that he would probably deliver many addresses and teach many lessons before returning to the Father but advised the apostles to refrain from doing any public work during this Passover sojourn in Jerusalem. He instructed them to remain near him and to “watch and pray.” Jesus knew that many of his apostles and immediate followers even then carried swords concealed on their persons, but he made no reference to this fact.
В тот день рано утром Давид Зеведеев передал Иуде деньги, вырученные от продажи имущества, оставшегося от лагеря возле Пеллы, а Иуда, в свою очередь, передал большую часть этих денег на хранение Симону, у которого они жили, на случай чрезвычайных обстоятельств, которые могли возникнуть в связи с их входом в Иерусалим.
172:2.3 (1880.4)
Early that morning David Zebedee had turned over to Judas the funds realized from the sale of the equipment of the Pella encampment, and Judas, in turn, had placed the greater part of this money in the hands of Simon, their host, for safekeeping in anticipation of the exigencies of their entry into Jerusalem.
172:2.4 (1880.5)
After the conference with the apostles Jesus held converse with Lazarus and instructed him to avoid the sacrifice of his life to the vengefulness of the Sanhedrin. It was in obedience to this admonition that Lazarus, a few days later, fled to Philadelphia when the officers of the Sanhedrin sent men to arrest him.
Вифания находилась примерно в двух милях от храма, и в это воскресенье днем в половине второго Иисус собрался отправиться в Иерусалим. Он испытывал чувство глубокой привязанности к Вифании и живущим в ней простым людям. Назарет, Капернаум и Иерусалим отвергли его, но Вифания его приняла, уверовала в него. И именно в этом небольшом селении, где почти каждый мужчина, женщина и ребенок были верующими, он решил совершить самое грандиозное деяние периода своего земного пришествия, воскрешение Лазаря. Он воскресил Лазаря не для того, чтобы жители могли уверовать, а потому, что они уже верили.
172:3.1 (1880.7)
Bethany was about two miles from the temple, and it was half past one that Sunday afternoon when Jesus made ready to start for Jerusalem. He had feelings of profound affection for Bethany and its simple people. Nazareth, Capernaum, and Jerusalem had rejected him, but Bethany had accepted him, had believed in him. And it was in this small village, where almost every man, woman, and child were believers, that he chose to perform the mightiest work of his earth bestowal, the resurrection of Lazarus. He did not raise Lazarus that the villagers might believe, but rather because they already believed.
Все утро Иисус думал о своем входе в Иерусалим. До этого он всегда старался пресекать все попытки народа провозглашать его Мессией, но теперь ситуация изменилась; он приближался к концу своей жизни во плоти, синедрионом было вынесено постановление о его смерти, и не было никакого вреда в том, что его ученикам было бы позволено свободно выразить свои чувства, как этого можно было ожидать, если бы он решил войти в город торжественно и открыто.
172:3.2 (1880.8)
All morning Jesus had thought about his entry into Jerusalem. Heretofore he had always endeavored to suppress all public acclaim of him as the Messiah, but it was different now; he was nearing the end of his career in the flesh, his death had been decreed by the Sanhedrin, and no harm could come from allowing his disciples to give free expression to their feelings, just as might occur if he elected to make a formal and public entry into the city.
Иисус решил совершить этот торжественный вход в Иерусалим не как последний шаг, чтобы привлечь к себе народ, и не как последний рывок к власти. Он сделал это и не только для того, чтобы удовлетворить человеческие желания своих учеников и апостолов. Иисус не питал никаких иллюзий, свойственных беспочвенным мечтателям; он хорошо знал, каков должен быть исход этого посещения.
172:3.3 (1881.1)
Jesus did not decide to make this public entrance into Jerusalem as a last bid for popular favor nor as a final grasp for power. Neither did he do it altogether to satisfy the human longings of his disciples and apostles. Jesus entertained none of the illusions of a fantastic dreamer; he well knew what was to be the outcome of this visit.
Решив торжественно войти в Иерусалим, Учитель оказался перед необходимостью избрать надлежащий способ для осуществления такого решения. Иисус перебрал в уме все многочисленные, но в той или иной мере противоречащие друг другу так называемые мессианские пророчества, и только лишь одно из них представлялось подходящим для того, чтобы действовать в соответствии с ним. В большинстве из этих пророчеств говорилось о смелом и решительном царе, сыне и наследнике Давида, который на время избавит весь Израиль от ига иноземного господства. Но в писании были слова, которые иногда связывали с Мессией те, кто придерживался в основном духовного понимания его миссии, и которыми, по мнению Иисуса, с полным основанием можно было руководствоваться во время его планируемого входа в Иерусалим. Это были слова из книги пророка Захарии, и они гласили: «Ликуй от радости, О дочь Сиона; торжествуй, О дочь Иерусалима. Смотри, царь твой грядет к тебе. Он праведный и несет спасение. Он кроткий, едет, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной».
172:3.4 (1881.2)
Having decided upon making a public entrance into Jerusalem, the Master was confronted with the necessity of choosing a proper method of executing such a resolve. Jesus thought over all of the many more or less contradictory so-called Messianic prophecies, but there seemed to be only one which was at all appropriate for him to follow. Most of these prophetic utterances depicted a king, the son and successor of David, a bold and aggressive temporal deliverer of all Israel from the yoke of foreign domination. But there was one Scripture that had sometimes been associated with the Messiah by those who held more to the spiritual concept of his mission, which Jesus thought might consistently be taken as a guide for his projected entry into Jerusalem. This Scripture was found in Zechariah, and it said: “Rejoice greatly, O daughter of Zion; shout, O daughter of Jerusalem. Behold, your king comes to you. He is just and he brings salvation. He comes as the lowly one, riding upon an ass, upon a colt, the foal of an ass.”
Иисус долгое время прямо учил своих апостолов и учеников тому, что его царство не от мира сего, что оно имеет исключительно духовную природу; но все его усилия донести это до их сознания оказались тщетными. Теперь, обращаясь к символам, он хотел добиться того, что ему не удалось сделать путем непосредственного и личного обучения. Соответственно, сразу после полуденной трапезы Иисус позвал Петра и Иоанна, велел им отправиться в Виффагию, соседнее селение, находящееся чуть в стороне от главной дороги на небольшом расстоянии к северо-западу от Вифании, и сказал: «Идите в Виффагию, и когда дойдете до пересечения дорог, вы найдете привязанного там молодого осла. Отвяжите его и приведите сюда. Если кто-нибудь спросит вас, зачем вы это делаете, скажите просто: „Он нужен Учителю“». И когда эти два апостола отправились в Виффагию, как велел Учитель, они нашли молодого осла, привязанного рядом с ослицей прямо на улице возле углового дома. Когда Петр стал отвязывать осленка, подошел хозяин и спросил, почему они это делают, а когда Петр ответил ему так, как велел Иисус, человек сказал: «Если ваш Учитель — Иисус из Галилеи, то пусть он берет осленка». И они вернулись, приведя этого осленка с собой.
172:3.6 (1881.4)
Jesus had long tried by direct teaching to impress upon his apostles and his disciples that his kingdom was not of this world, that it was a purely spiritual matter; but he had not succeeded in this effort. Now, what he had failed to do by plain and personal teaching, he would attempt to accomplish by a symbolic appeal. Accordingly, right after the noon lunch, Jesus called Peter and John, and after directing them to go over to Bethpage, a neighboring village a little off the main road and a short distance northwest of Bethany, he further said: “Go to Bethpage, and when you come to the junction of the roads, you will find the colt of an ass tied there. Loose the colt and bring it back with you. If anyone asks you why you do this, merely say, ‘The Master has need of him.’” And when the two apostles had gone into Bethpage as the Master had directed, they found the colt tied near his mother in the open street and close to a house on the corner. As Peter began to untie the colt, the owner came over and asked why they did this, and when Peter answered him as Jesus had directed, the man said: “If your Master is Jesus from Galilee, let him have the colt.” And so they returned bringing the colt with them.
К этому времени вокруг Иисуса и его апостолов собрались несколько сот паломников. С утра здесь останавливались люди, идущие на празднование Пасхи. Тем временем Давид Зеведеев и некоторые из его бывших вестников поспешили в Иерусалим и энергично распространяли среди находившихся вокруг храма толп паломников весть о том, что Иисус из Назарета скоро торжественно войдет в город. Соответственно, несколько тысяч этих паломников дружно ринулись приветствовать пророка и чудотворца, о котором было столько разговоров и которого некоторые считали Мессией. Выйдя из Иерусалима, эти люди встретили Иисуса и толпу, идущую в город, когда те только миновали выступ Масличной горы и начали спускаться вниз к городу.
172:3.7 (1881.5)
By this time several hundred pilgrims had gathered around Jesus and his apostles. Since midforenoon the visitors passing by on their way to the Passover had tarried. Meanwhile, David Zebedee and some of his former messenger associates took it upon themselves to hasten on down to Jerusalem, where they effectively spread the report among the throngs of visiting pilgrims about the temple that Jesus of Nazareth was making a triumphal entry into the city. Accordingly, several thousand of these visitors flocked forth to greet this much-talked-of prophet and wonder-worker, whom some believed to be the Messiah. This multitude, coming out from Jerusalem, met Jesus and the crowd going into the city just after they had passed over the brow of Olivet and had begun the descent into the city.
Когда процессия вышла из Вифании, в празднично настроенной толпе учеников, верующих и паломников, многие из которых пришли из Галилеи и Переи, царил величайший энтузиазм. Прямо перед выходом появились двенадцать женщин из первоначальной женской апостольской группы в сопровождении некоторых из своих сподвижниц и присоединились к этой необыкновенной процессии, с радостным оживлением направившейся в сторону города.
172:3.8 (1882.1)
As the procession started out from Bethany, there was great enthusiasm among the festive crowd of disciples, believers, and visiting pilgrims, many hailing from Galilee and Perea. Just before they started, the twelve women of the original women’s corps, accompanied by some of their associates, arrived on the scene and joined this unique procession as it moved on joyously toward the city.
Перед тем, как двинуться в путь, близнецы Алфеевы накрыли осла своими плащами и держали его, пока на него садился Учитель. Когда процессия двигалась к вершине Масличной горы, празднично настроенные люди постилали на землю свою одежду и приносили ветви растущих поблизости пальм, чтобы в знак почтения выстлать ковер, по которому ступал бы осел, везущий на себе царственного Сына, обетованного Мессию. По дороге к Иерусалиму радостная толпа стала петь или, точнее, громко кричать в унисон псалом «Осанна сыну Давидову; благословен грядущий во имя Господне. Осанна в вышних. Благословенно царство, нисходящее с небес».
172:3.9 (1882.2)
Before they started, the Alpheus twins put their cloaks on the donkey and held him while the Master got on. As the procession moved toward the summit of Olivet, the festive crowd threw their garments on the ground and brought branches from the near-by trees in order to make a carpet of honor for the donkey bearing the royal Son, the promised Messiah. As the merry crowd moved on toward Jerusalem, they began to sing, or rather to shout in unison, the Psalm, “Hosanna to the son of David; blessed is he who comes in the name of the Lord. Hosanna in the highest. Blessed be the kingdom that comes down from heaven.”
В пути Иисус был беспечален и радостен до тех пор, пока они не дошли до вершины Масличной горы, откуда открывалась панорама города и башен храма; там Учитель остановил шествие, и когда они увидели, что он плачет, наступила полнейшая тишина. Глядя на огромную толпу, идущую из города приветствовать его, Учитель сказал взволнованно и печально: «О, Иерусалим, если бы ты только узнал, именно ты, хотя бы в сей твой день, что служит к миру твоему и что ты мог так легко обрести! Но это великолепие скоро будет скрыто от твоих глаз. Ты собираешься отвергнуть Сына Мира и отвернуться от евангелия спасения. Скоро придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами и окружат тебя со всех сторон; они полностью разрушат тебя и не оставят камня на камне. И все это постигнет тебя за то, что ты не узнал времени твоего божественного посещения. Ты собираешься отвергнуть дар Бога, и все люди отвергнут тебя».
172:3.10 (1882.3)
Jesus was lighthearted and cheerful as they moved along until he came to the brow of Olivet, where the city and the temple towers came into full view; there the Master stopped the procession, and a great silence came upon all as they beheld him weeping. Looking down upon the vast multitude coming forth from the city to greet him, the Master, with much emotion and with tearful voice, said: “O Jerusalem, if you had only known, even you, at least in this your day, the things which belong to your peace, and which you could so freely have had! But now are these glories about to be hid from your eyes. You are about to reject the Son of Peace and turn your backs upon the gospel of salvation. The days will soon come upon you wherein your enemies will cast a trench around about you and lay siege to you on every side; they shall utterly destroy you, insomuch that not one stone shall be left upon another. And all this shall befall you because you knew not the time of your divine visitation. You are about to reject the gift of God, and all men will reject you.”
Когда он кончил говорить, они стали спускаться вниз с Масличной горы и вскоре соединились с толпой паломников, вышедших из Иерусалима, которые размахивали пальмовыми ветвями, кричали «осанна!» и иным образом выражали ликование и свое расположение. Учитель не планировал, что эти толпы выйдут из Иерусалима и будут встречать его; это было сделано другими людьми. Он никогда не придумывал никаких внешних эффектов.
172:3.11 (1882.4)
When he had finished speaking, they began the descent of Olivet and presently were joined by the multitude of visitors who had come from Jerusalem waving palm branches, shouting hosannas, and otherwise expressing gleefulness and good fellowship. The Master had not planned that these crowds should come out from Jerusalem to meet them; that was the work of others. He never premeditated anything which was dramatic.
Вместе с массой людей, вышедших приветствовать Учителя, пришли также многие фарисеи и другие его враги. Это внезапное и неожиданное бурное выражение народных симпатий привело их в такое смятение, что они побоялись схватить его, поскольку это могло бы вызвать открытый бунт населения. Они чрезвычайно боялись настроений многочисленных паломников, которые много слышали об Иисусе и многие из которых верили в него.
172:3.12 (1882.5)
Along with the multitude which poured out to welcome the Master, there came also many of the Pharisees and his other enemies. They were so much perturbed by this sudden and unexpected outburst of popular acclaim that they feared to arrest him lest such action precipitate an open revolt of the populace. They greatly feared the attitude of the large numbers of visitors, who had heard much of Jesus, and who, many of them, believed in him.
По мере приближения к Иерусалиму толпа становилась все более возбужденной, настолько, что некоторые фарисеи, подойдя к Иисусу, сказали: «Учитель, тебе следовало бы сделать замечание твоим ученикам и призвать их вести себя более благопристойно». Иисус ответил: «Вполне естественно, что эти дети приветствуют Сына Мира, которого отвергли первосвященники. Бесполезно останавливать их, иначе эти придорожные камни возопили бы вместо них».
172:3.13 (1882.6)
As they neared Jerusalem, the crowd became more demonstrative, so much so that some of the Pharisees made their way up alongside Jesus and said: “Teacher, you should rebuke your disciples and exhort them to behave more seemly.” Jesus answered: “It is only fitting that these children should welcome the Son of Peace, whom the chief priests have rejected. It would be useless to stop them lest in their stead these stones by the roadside cry out.”
Фарисеи поспешили вперед, обогнали процессию и, присоединившись к Синедриону, который собрался в это время в храме на совет, сказали своим сподвижникам: «Смотрите, все, что мы делаем, бесполезно; этот Галилеянин смешал наши планы. Народ без ума от него; если мы не остановим этих невеж, весь мир пойдет за ним».
172:3.14 (1882.7)
The Pharisees hastened on ahead of the procession to rejoin the Sanhedrin, which was then in session at the temple, and they reported to their associates: “Behold, all that we do is of no avail; we are confounded by this Galilean. The people have gone mad over him; if we do not stop these ignorant ones, all the world will go after him.”
В действительности, неправильно было бы усматривать глубокий смысл в этом поверхностном и спонтанном взрыве народного энтузиазма. Этот радушный прием, хотя он действительно был радостным и искренним, не свидетельствовал о каких-либо подлинно глубоких убеждениях в сердцах этой празднично настроенной толпы. Позже на той же неделе эти самые толпы ровно с такой же готовностью быстро отвергли Иисуса, когда синедрион занял твердую и решительную позицию по отношению к нему и когда они сами были разочарованы, поняв, что Иисус не собирается устанавливать царство в соответствии с их издавна лелеемыми надеждами.
172:3.15 (1883.1)
There really was no deep significance to be attached to this superficial and spontaneous outburst of popular enthusiasm. This welcome, although it was joyous and sincere, did not betoken any real or deep-seated conviction in the hearts of this festive multitude. These same crowds were equally as willing quickly to reject Jesus later on this week when the Sanhedrin once took a firm and decided stand against him, and when they became disillusioned—when they realized that Jesus was not going to establish the kingdom in accordance with their long-cherished expectations.
Пока близнецы Алфеевы возвращали осла его владельцу, Иисус и остальные десять апостолов, отделившись от своих ближайших сподвижников, отправились бродить по храму, наблюдая приготовления к Пасхе. Никаких попыток преследования Иисуса не было, поскольку синедрион чрезвычайно опасался народа, и это было одной из причин того, что Иисус позволил толпам так бурно приветствовать его. Апостолы плохо понимали, что это было единственно возможным человеческим действием, способным предотвратить арест Иисуса сразу же после его входа в город. Учитель стремился дать жителям Иерусалима всех сословий, равно как и десяткам тысяч паломников, пришедших на Пасху, еще одну, последнюю возможность услышать евангелие и принять, если они пожелают, Сына Мира.
172:4.1 (1883.3)
While the Alpheus twins returned the donkey to its owner, Jesus and the ten apostles detached themselves from their immediate associates and strolled about the temple, viewing the preparations for the Passover. No attempt was made to molest Jesus as the Sanhedrin greatly feared the people, and that was, after all, one of the reasons Jesus had for allowing the multitude thus to acclaim him. The apostles little understood that this was the only human procedure which could have been effective in preventing Jesus’ immediate arrest upon entering the city. The Master desired to give the inhabitants of Jerusalem, high and low, as well as the tens of thousands of Passover visitors, this one more and last chance to hear the gospel and receive, if they would, the Son of Peace.
И теперь, когда близился вечер и народ отправился на поиски пропитания, Иисус и его ближайшие последователи остались одни. Какой это был необычный день! Апостолы были задумчивы, но молчаливы. Никогда за все годы своего общения с Иисусом они не переживали такого. Они немного посидели возле сокровищницы, глядя, как люди вносят свои пожертвования: помногу клали в ящик для пожертвований богатые, и все отдавали, кто что может, в соответствии с размерами своей собственности. Наконец, пришла совсем плохо одетая бедная вдова, и они увидели, как она бросила в отверстие две лепты (мелкие медные монеты). И тогда Иисус сказал, привлекая внимание апостолов к этой вдове: «Хорошенько обратите внимание на то, что вы увидели. Эта бедная вдова внесла больше остальных, потому что эти пожертвовали совсем небольшие для них суммы — от избытка своего, а эта бедная женщина, хоть и сама пребывает в нужде, отдала все, что имела, все пропитание свое».
172:4.2 (1883.4)
And now, as the evening drew on and the crowds went in quest of nourishment, Jesus and his immediate followers were left alone. What a strange day it had been! The apostles were thoughtful, but speechless. Never, in their years of association with Jesus, had they seen such a day. For a moment they sat down by the treasury, watching the people drop in their contributions: the rich putting much in the receiving box and all giving something in accordance with the extent of their possessions. At last there came along a poor widow, scantily attired, and they observed as she cast two mites (small coppers) into the trumpet. And then said Jesus, calling the attention of the apostles to the widow: “Heed well what you have just seen. This poor widow cast in more than all the others, for all these others, from their superfluity, cast in some trifle as a gift, but this poor woman, even though she is in want, gave all that she had, even her living.”
Вечерело, они ходили в молчании по храму, и после того, как Иисус еще раз посмотрел на эти знакомые места и, вспомнив все, что он испытывал во время предыдущих посещений, не исключая и самые первые, он сказал: «Давайте пойдем отдыхать в Вифанию». Иисус вместе с Петром и Иоанном отправились в дом к Симону, а остальные апостолы остановились на ночлег у их друзей в Вифании и Виффагии.
172:4.3 (1883.5)
As the evening drew on, they walked about the temple courts in silence, and after Jesus had surveyed these familiar scenes once more, recalling his emotions in connection with previous visits, not excepting the earlier ones, he said, “Let us go up to Bethany for our rest.” Jesus, with Peter and John, went to the home of Simon, while the other apostles lodged among their friends in Bethany and Bethpage.
В этот воскресный вечер Иисус шел по дороге в Вифанию впереди апостолов. Не проронив ни единого слова, они дошли до дома Симона, где и расстались. Никогда никакие двенадцать человек не испытывали таких разнообразных и необъяснимых чувств, как те, что переполняли сейчас умы и души этих посланцев царства. Эти стойкие галилеяне пребывали в смущении и замешательстве; они не знали, чего ждать дальше; они были слишком удивлены, чтобы испытывать ощутимый страх. Они ничего не знали о планах Учителя на предстоящий день и не задавали никаких вопросов. Они отправились на ночлег, хотя все, кроме близнецов, спали плохо. Но в эту ночь они не несли вооруженную охрану Иисуса в доме у Симона.
172:5.1 (1883.6)
This Sunday evening as they returned to Bethany, Jesus walked in front of the apostles. Not a word was spoken until they separated after arriving at Simon’s house. No twelve human beings ever experienced such diverse and inexplicable emotions as now surged through the minds and souls of these ambassadors of the kingdom. These sturdy Galileans were confused and disconcerted; they did not know what to expect next; they were too surprised to be much afraid. They knew nothing of the Master’s plans for the next day, and they asked no questions. They went to their lodgings, though they did not sleep much, save the twins. But they did not keep armed watch over Jesus at Simon’s house.
Андрей был сильно озадачен и пришел почти в полное замешательство. Он был единственным из апостолов, кто и не думал о том, что означают бурные приветствия народа. Он был слишком озабочен мыслями о своих обязанностях главы апостольской группы, чтобы серьезно задумываться о значении и значимости громких славословий толпы. Андрей постоянно следил за некоторыми из своих сподвижников, в частности, за Петром, Иаковом, Иоанном и Симоном Зилотом, которых, как он опасался, в период радостного волнения могли слишком захлестнуть эмоции. Весь этот день и последующие дни Андрея терзали серьезные сомнения, но он ни разу не сказал о своих недобрых предчувствиях товарищам-апостолам. Он был озабочен настроем некоторых из них, которые, как он знал, были вооружены мечами; но он не знал, что и его собственный брат Петр имел при себе это оружие. Так что шествие в Иерусалим произвело на Андрея относительно слабое впечатление; он был слишком занят обязанностями, связанными с его должностью, и что-то другое не могло его сильно отвлечь.
172:5.2 (1884.1)
Andrew was thoroughly bewildered, well-nigh confused. He was the one apostle who did not seriously undertake to evaluate the popular outburst of acclaim. He was too preoccupied with the thought of his responsibility as chief of the apostolic corps to give serious consideration to the meaning or significance of the loud hosannas of the multitude. Andrew was busy watching some of his associates who he feared might be led away by their emotions during the excitement, particularly Peter, James, John, and Simon Zelotes. Throughout this day and those which immediately followed, Andrew was troubled with serious doubts, but he never expressed any of these misgivings to his apostolic associates. He was concerned about the attitude of some of the twelve who he knew were armed with swords; but he did not know that his own brother, Peter, was carrying such a weapon. And so the procession into Jerusalem made a comparatively superficial impression upon Andrew; he was too busy with the responsibilities of his office to be otherwise affected.
Симон Петр поначалу был совершенно опьянен этим всенародным выражением восторга; но когда они вечером вернулись в Вифанию, он несколько успокоился. Петр терялся в догадках, что собирается делать Учитель. Он был ужасно разочарован тем, что Иисус не сделал никакого заявления на волне этого народного восторга. Петр не мог понять, почему Иисус не стал говорить перед народом, когда они пришли в храм, или хотя бы не позволил одному из апостолов обратиться к толпе. Петр был великим проповедником, и ему неприятно было видеть, что они упустили такой подходящий случай выступить перед восприимчивой и полной энтузиазма толпой потенциальных слушателей. Ему очень хотелось прямо там, в храме обратиться к этой толпе с проповедью царства; но Учитель недвусмысленно повелел не заниматься ни обучением, ни проповедованием в Иерусалиме в эту пасхальную неделю. Впечатляющее шествие в город оказало слишком сильное воздействие на Симона Петра; но к ночи он успокоился и был невыразимо печален.
172:5.3 (1884.2)
Simon Peter was at first almost swept off his feet by this popular manifestation of enthusiasm; but he was considerably sobered by the time they returned to Bethany that night. Peter simply could not figure out what the Master was about. He was terribly disappointed that Jesus did not follow up this wave of popular favor with some kind of a pronouncement. Peter could not understand why Jesus did not speak to the multitude when they arrived at the temple, or at least permit one of the apostles to address the crowd. Peter was a great preacher, and he disliked to see such a large, receptive, and enthusiastic audience go to waste. He would so much have liked to preach the gospel of the kingdom to that throng right there in the temple; but the Master had specifically charged them that they were to do no teaching or preaching while in Jerusalem this Passover week. The reaction from the spectacular procession into the city was disastrous to Simon Peter; by night he was sobered and inexpressibly saddened.
Для Иакова Зеведеева это воскресенье было днем растерянности и глубокого замешательства; он не мог уяснить смысл происходящего; он не мог понять намерений Учителя, который допустил этот шквал восторженных приветствий, а затем, когда они дошли до храма, отказался сказать людям хотя бы пару слов. Когда процессия двигалась вниз с Масличной горы к Иерусалиму и особенно когда их встретили тысячи паломников, вышедших приветствовать Учителя, Иакова раздирали противоречивые чувства, с одной стороны, восторга и радости от того, что он видел, а с другой стороны, сильного страха по поводу того, что произойдет, когда они дойдут до храма. А позже он был удручен и охвачен чувством разочарования, когда Иисус слез с осла и стал неторопливо прохаживаться по дворам храма. Иаков не мог понять, почему не была использована такая великолепная возможность провозгласить царство. Ночью его разум оказался во власти тревожной и ужасающей неопределенности.
172:5.4 (1884.3)
To James Zebedee, this Sunday was a day of perplexity and profound confusion; he could not grasp the purport of what was going on; he could not comprehend the Master’s purpose in permitting this wild acclaim and then in refusing to say a word to the people when they arrived at the temple. As the procession moved down Olivet toward Jerusalem, more especially when they were met by the thousands of pilgrims who poured forth to welcome the Master, James was cruelly torn by his conflicting emotions of elation and gratification at what he saw and by his profound feeling of fear as to what would happen when they reached the temple. And then was he downcast and overcome by disappointment when Jesus climbed off the donkey and proceeded to walk leisurely about the temple courts. James could not understand the reason for throwing away such a magnificent opportunity to proclaim the kingdom. By night, his mind was held firmly in the grip of a distressing and dreadful uncertainty.
Иоанн Зеведеев был близок к пониманию того, почему Иисус так поступил; по крайней мере, он отчасти осознал духовную значимость этого, так называемого, триумфального входа в Иерусалим. В тот момент, когда толпа двигалась к храму и Иоанн видел своего Учителя, сидящего верхом на осленке, он вспомнил, как Иисус цитировал однажды отрывок из Писания — слова Захарии, описывающие приход Мессии как человека, идущего с миром и въезжающего в Иерусалим на осле. Когда Иоанн обдумал эту цитату из Писания, он начал понимать символическую значимость этой торжественной процессии. По крайней мере, он осознал значение этой цитаты из Писания в достаточной степени, чтобы в какой-то мере порадоваться этому эпизоду и избежать чрезмерного чувства подавленности из-за явно безрезультатного окончания этого триумфального шествия. Иоанн от природы имел склад ума, тяготеющий к символическому мышлению и восприятию.
172:5.5 (1884.4)
John Zebedee came somewhere near understanding why Jesus did this; at least he grasped in part the spiritual significance of this so-called triumphal entry into Jerusalem. As the multitude moved on toward the temple, and as John beheld his Master sitting there astride the colt, he recalled hearing Jesus onetime quote the passage of Scripture, the utterance of Zechariah, which described the coming of the Messiah as a man of peace and riding into Jerusalem on an ass. As John turned this Scripture over in his mind, he began to comprehend the symbolic significance of this Sunday-afternoon pageant. At least, he grasped enough of the meaning of this Scripture to enable him somewhat to enjoy the episode and to prevent his becoming overmuch depressed by the apparent purposeless ending of the triumphal procession. John had a type of mind which naturally tended to think and feel in symbols.
Филипп был совершенно выбит из колеи неожиданностью и стихийностью происходящего. Спускаясь с Масличной горы он не мог в достаточной степени собраться с мыслями, чтобы прийти к какому-то определенному мнению о значении этого всеобщего проявления чувств. В некотором смысле он был рад происходящему, поскольку воздавались почести его Учителю. К тому времени, когда они дошли до храма, он был сильно обеспокоен мыслью, что Иисус может попросить его накормить эту толпу, так что поведение Иисуса, спокойно ушедшего от толпы, которое стало причиной такого болезненного разочарования большинства апостолов, вызвало у Филиппа чувство сильного облегчения. Толпа иногда оказывалась тяжелым испытанием для управляющего хозяйством апостольской группы. Избавившись от личных опасений насчет материальных потребностей толпы, Филипп поддержал Петра, выражавшего разочарование по поводу того, что ничего не было предпринято для учения народа. В ту ночь Филипп стал обдумывать все эти переживания и невольно стал подвергать сомнению всю идею царства; он искренне не понимал, что происходит, но никому не высказывал своих сомнений; он слишком любил Иисуса. Он обладал огромной личной верой в Учителя.
172:5.6 (1885.1)
Philip was entirely unsettled by the suddenness and spontaneity of the outburst. He could not collect his thoughts sufficiently while on the way down Olivet to arrive at any settled notion as to what all the demonstration was about. In a way, he enjoyed the performance because his Master was being honored. By the time they reached the temple, he was perturbed by the thought that Jesus might possibly ask him to feed the multitude, so that the conduct of Jesus in turning leisurely away from the crowds, which so sorely disappointed the majority of the apostles, was a great relief to Philip. Multitudes had sometimes been a great trial to the steward of the twelve. After he was relieved of these personal fears regarding the material needs of the crowds, Philip joined with Peter in the expression of disappointment that nothing was done to teach the multitude. That night Philip got to thinking over these experiences and was tempted to doubt the whole idea of the kingdom; he honestly wondered what all these things could mean, but he expressed his doubts to no one; he loved Jesus too much. He had great personal faith in the Master.
Нафанаил, если не говорить о символических и пророческих аспектах, ближе всех подошел к пониманию причин, по которым Учитель заручился поддержкой толп паломников, пришедших на Пасху. Раньше, чем они дошли до храма, он рассудил, что без такого впечатляющего входа в Иерусалим Иисус был бы схвачен членами синедриона и брошен в тюрьму тотчас же, как только осмелился бы войти в город. Поэтому он ничуть не был удивлен, что Учитель никак не использовал восторженно приветствовавшие его толпы после того, как вошел в пределы стен города и произвел, тем самым, настолько сильное впечатление на еврейских правителей, что они воздержались немедленно взять его под стражу. Понимая истинную причину того, почему Учитель вошел в город именно таким образом, в дальнейшем Нафанаил воспринимал происходящее с большим самообладанием и был в меньшей степени, чем другие апостолы, обеспокоен и разочарован последующим поведением Иисуса. Нафанаил очень верил в способность Иисуса понимать людей, равно как и в его прозорливость и искусность в разрешении сложных ситуаций.
172:5.7 (1885.2)
Nathaniel, aside from the symbolic and prophetic aspects, came the nearest to understanding the Master’s reason for enlisting the popular support of the Passover pilgrims. He reasoned it out, before they reached the temple, that without such a demonstrative entry into Jerusalem Jesus would have been arrested by the Sanhedrin officials and cast into prison the moment he presumed to enter the city. He was not, therefore, in the least surprised that the Master made no further use of the cheering crowds when he had once got inside the walls of the city and had thus so forcibly impressed the Jewish leaders that they would refrain from placing him under immediate arrest. Understanding the real reason for the Master’s entering the city in this manner, Nathaniel naturally followed along with more poise and was less perturbed and disappointed by Jesus’ subsequent conduct than were the other apostles. Nathaniel had great confidence in Jesus’ understanding of men as well as in his sagacity and cleverness in handling difficult situations.
Матфей сначала пришел в замешательство от одного вида этой грандиозной процессии. Он не улавливал смысла того, что видели его глаза, до тех пор, пока тоже не вспомнил то место из книги Захарии, где пророк говорит о радости, охватившей Иерусалим потому, что пришел его царь, едущий на осле и несущий спасение. Когда процессия двигалась в направлении города и затем стала приближаться к храму, Матфея охватил восторг; он был уверен, что, когда Учитель дойдет до храма во главе этой кричащей массы народа, произойдет что-то необыкновенное. Когда один из фарисеев стал осмеивать Иисуса, говоря: «Смотрите все, смотрите, кто едет сюда, царь евреев верхом на осле!», Матфей не ударил его, лишь призвав на помощь все свое самообладание. В тот вечер по пути обратно в Вифанию ни один из двенадцати апостолов не чувствовал себя более подавленным. Подобно Симону Петру и Симону Зилоту, он испытал сильнейшее нервное потрясение и к ночи был в состоянии полного истощения. Но утром Матфей существенно приободрился; в конце концов, он всегда умел не падать духом, несмотря на неудачи.
172:5.8 (1885.3)
Matthew was at first nonplused by this pageant performance. He did not grasp the meaning of what his eyes were seeing until he also recalled the Scripture in Zechariah where the prophet had alluded to the rejoicing of Jerusalem because her king had come bringing salvation and riding upon the colt of an ass. As the procession moved in the direction of the city and then drew on toward the temple, Matthew became ecstatic; he was certain that something extraordinary would happen when the Master arrived at the temple at the head of this shouting multitude. When one of the Pharisees mocked Jesus, saying, “Look, everybody, see who comes here, the king of the Jews riding on an ass!” Matthew kept his hands off of him only by exercising great restraint. None of the twelve was more depressed on the way back to Bethany that evening. Next to Simon Peter and Simon Zelotes, he experienced the highest nervous tension and was in a state of exhaustion by night. But by morning Matthew was much cheered; he was, after all, a cheerful loser.
Из всех двенадцати апостолов Фома был смущен и озадачен в наибольшей степени. Почти все время он просто шел вместе со всеми, пристально глядя на это зрелище, и искренне недоумевал, какими мотивами руководствуется Учитель, участвуя в таком необычном шествии. В глубине души он считал происходящее несколько несерьезным, если не сказать глупым. Он никогда не видел, чтобы Иисус делал что-либо подобное, и затруднялся объяснить его странное поведение в этот воскресный день. К тому моменту, когда они дошли до храма, Фома пришел к заключению, что это проявление симпатий народа имело целью напугать синедрион настолько, чтобы они не осмелились немедленно схватить Учителя. По дороге обратно в Вифанию Фома много думал, но ничего не говорил. Ближе к ночи прозорливость Учителя, устроившего этот шумный вход в Иерусалим, начала обретать в его глазах несколько забавную привлекательность, и такой взгляд на вещи сильно его приободрил.
172:5.9 (1886.1)
Thomas was the most bewildered and puzzled man of all the twelve. Most of the time he just followed along, gazing at the spectacle and honestly wondering what could be the Master’s motive for participating in such a peculiar demonstration. Down deep in his heart he regarded the whole performance as a little childish, if not downright foolish. He had never seen Jesus do anything like this and was at a loss to account for his strange conduct on this Sunday afternoon. By the time they reached the temple, Thomas had deduced that the purpose of this popular demonstration was so to frighten the Sanhedrin that they would not dare immediately to arrest the Master. On the way back to Bethany Thomas thought much but said nothing. By bedtime the Master’s cleverness in staging the tumultuous entry into Jerusalem had begun to make a somewhat humorous appeal, and he was much cheered up by this reaction.
Для Симона Зилота начало этого воскресенья предвещало великий день. Он грезил об удивительных деяниях в Иерусалиме в последующие несколько дней, и в этом был прав, но Симон мечтал об установлении у евреев новой государственной власти с Иисусом на троне Давида. Симону виделось, как националисты сразу примутся за дело, как только царство будет провозглашено, а сам он станет во главе собирающихся войск нового царства. По дороге с Масличной горы ему даже представлялось, что члены синедриона и все их приспешники будут мертвы в этот же день еще до захода солнца. Он действительно верил, что случится нечто великое. Из всей толпы он был самым громогласным. К пяти часам дня он был молчаливым, подавленным и разочарованным апостолом. Он так никогда полностью и не вышел из депрессии, которая охватила его в результате пережитого в тот день потрясения; по крайней мере, он еще долго испытывал ее и после воскресения Учителя.
172:5.10 (1886.2)
This Sunday started off as a great day for Simon Zelotes. He saw visions of wonderful doings in Jerusalem the next few days, and in that he was right, but Simon dreamed of the establishment of the new national rule of the Jews, with Jesus on the throne of David. Simon saw the nationalists springing into action as soon as the kingdom was announced, and himself in supreme command of the assembling military forces of the new kingdom. On the way down Olivet he even envisaged the Sanhedrin and all of their sympathizers dead before sunset of that day. He really believed something great was going to happen. He was the noisiest man in the whole multitude. By five o’clock that afternoon he was a silent, crushed, and disillusioned apostle. He never fully recovered from the depression which settled down on him as a result of this day’s shock; at least not until long after the Master’s resurrection.
Для близнецов Алфеевых это был великолепный день. Они весь день были счастливы, и, поскольку их не было во время тихого посещения храма, им в основном удалось избежать всеобщего упадка настроения. Они не могли понять подавленности апостолов после возвращения в Вифанию в тот вечер. Этот день навсегда остался в памяти близнецов как день, в который они, находясь на земле, были ближе всего к небу. Это был самый счастливый день за все время их служения в качестве апостолов. И память о восторге, испытанном в этот воскресный день, помогала им преодолевать все горести этой насыщенной событиями недели вплоть до часа распятия. Именно так, по их представлениям, и должен был войти в город царь; они испытывали восторг непрерывно на протяжении всего торжественного шествия. Они полностью одобряли все, что видели, и долго вспоминали об этом.
172:5.11 (1886.3)
To the Alpheus twins this was a perfect day. They really enjoyed it all the way through, and not being present during the time of quiet visitation about the temple, they escaped much of the anticlimax of the popular upheaval. They could not possibly understand the downcast behavior of the apostles when they came back to Bethany that evening. In the memory of the twins this was always their day of being nearest heaven on earth. This day was the satisfying climax of their whole career as apostles. And the memory of the elation of this Sunday afternoon carried them on through all of the tragedy of this eventful week, right up to the hour of the crucifixion. It was the most befitting entry of the king the twins could conceive; they enjoyed every moment of the whole pageant. They fully approved of all they saw and long cherished the memory.
Из всех апостолов наиболее неодобрительно воспринял этот торжественный вход в Иерусалим Иуда Искариот. Он был раздражен упреком, высказанным ему накануне Учителем в связи с поступком Марии, умастившей ноги Иисуса на пиру в доме у Симона. Иуде было противно это зрелище. Оно казалось ему несерьезным, чтобы не сказать нелепым. Когда этот мстительный апостол в этот воскресный день взирал на все происходящее, ему казалось, что Иисус больше похож на шута, чем на царя. Он сильно негодовал по поводу самого этого шествия. Он разделял взгляды греков и римлян, которые испытывали презрение к любому, кто согласился бы ехать верхом на осле или осленке. К тому времени, когда триумфальная процессия вошла в город, Иуда был уже практически близок к решению полностью отбросить идею такого царства; он почти твердо решил отказаться от таких нелепых попыток установить царство небесное. Но затем он вспомнил воскрешение Лазаря и многое другое и решил остаться пока с апостолами, по крайней мере, еще на один день. Кроме того, он нес сумку и не стал бы бросать апостолов, оставив у себя их деньги. В ту ночь, возвращаясь в Вифанию, все апостолы были в равной степени удручены и молчаливы, и его поведение не показалось странным.
172:5.12 (1886.4)
Of all the apostles, Judas Iscariot was the most adversely affected by this processional entry into Jerusalem. His mind was in a disagreeable ferment because of the Master’s rebuke the preceding day in connection with Mary’s anointing at the feast in Simon’s house. Judas was disgusted with the whole spectacle. To him it seemed childish, if not indeed ridiculous. As this vengeful apostle looked upon the proceedings of this Sunday afternoon, Jesus seemed to him more to resemble a clown than a king. He heartily resented the whole performance. He shared the views of the Greeks and Romans, who looked down upon anyone who would consent to ride upon an ass or the colt of an ass. By the time the triumphal procession had entered the city, Judas had about made up his mind to abandon the whole idea of such a kingdom; he was almost resolved to forsake all such farcical attempts to establish the kingdom of heaven. And then he thought of the resurrection of Lazarus, and many other things, and decided to stay on with the twelve, at least for another day. Besides, he carried the bag, and he would not desert with the apostolic funds in his possession. On the way back to Bethany that night his conduct did not seem strange since all of the apostles were equally downcast and silent.
Огромное влияние на Иуду оказали насмешки его друзей саддукеев. Ничто так сильно не повлияло на его окончательное решение покинуть Иисуса и своих товарищей апостолов, как один эпизод, произошедший в то время, когда Иисус был у ворот города: один видный саддукей (друг семьи Иуды) устремился к нему с торжествующе-насмешливым видом и, похлопывая его по спине, сказал: «Отчего такой обеспокоенный вид, друг мой? Будь веселей и вместе со всеми нами радостно приветствуй этого Иисуса из Назарета, царя евреев, въезжающего в ворота Иерусалима верхом на осле». Иуда никогда не отступал перед гонениями, но он не переносил такого рода насмешек. К давно питаемому чувству мести теперь добавилась эта пагубная боязнь насмешек, это ужасное и чудовищное чувство стыда за своего Учителя и своих товарищей апостолов. В душе этот посвященный посланник царства уже был отступником; ему оставалось лишь найти какой-нибудь благовидный предлог для открытого разрыва с Учителем.
172:5.13 (1887.1)
Judas was tremendously influenced by the ridicule of his Sadducean friends. No other single factor exerted such a powerful influence on him, in his final determination to forsake Jesus and his fellow apostles, as a certain episode which occurred just as Jesus reached the gate of the city: A prominent Sadducee (a friend of Judas’s family) rushed up to him in a spirit of gleeful ridicule and, slapping him on the back, said: “Why so troubled of countenance, my good friend; cheer up and join us all while we acclaim this Jesus of Nazareth the king of the Jews as he rides through the gates of Jerusalem seated on an ass.” Judas had never shrunk from persecution, but he could not stand this sort of ridicule. With the long-nourished emotion of revenge there was now blended this fatal fear of ridicule, that terrible and fearful feeling of being ashamed of his Master and his fellow apostles. At heart, this ordained ambassador of the kingdom was already a deserter; it only remained for him to find some plausible excuse for an open break with the Master.