Книга Урантии
Чст III. История Урантии
Текст 95
Учение Мелхиседека в Леванте
Учение Мелхиседека в Леванте
Paper 95
The Melchizedek Teachings in the Levant
The Melchizedek Teachings in the Levant
Как Индия дала начало многим религиям и философиям восточной Азии, так и Левант был родиной вероисповеданий Западного мира. Салимские миссионеры распространились по всей юго-западной Азии, в Палестине, Месопотамии, Египте, Иране и Аравии, повсюду возвещая благую весть — евангелие Махивенты Мелхиседека. В некоторых из этих стран их проповедь принесла плоды; в других — их принимали с переменным успехом. Иногда их неудачи происходили от недостатка мудрости, иногда — вследствие обстоятельств, над которыми они были не властны.
95:0.1 (1042.1)
AS INDIA gave rise to many of the religions and philosophies of eastern Asia, so the Levant was the homeland of the faiths of the Occidental world. The Salem missionaries spread out all over southwestern Asia, through Palestine, Mesopotamia, Egypt, Iran, and Arabia, everywhere proclaiming the good news of the gospel of Machiventa Melchizedek. In some of these lands their teachings bore fruit; in others they met with varying success. Sometimes their failures were due to lack of wisdom, sometimes to circumstances beyond their control.
95:1.1 (1042.2)
By 2000 b.c. the religions of Mesopotamia had just about lost the teachings of the Sethites and were largely under the influence of the primitive beliefs of two groups of invaders, the Bedouin Semites who had filtered in from the western desert and the barbarian horsemen who had come down from the north.
Однако обычай древних адамических народов чтить седьмой день недели никогда полностью не исчезал в Месопотамии. Только во времена Мелхиседека седьмой день рассматривался как самый несчастливый день. На него падало множество запретов: в этот дурной день запрещалось отправляться в путешествие, готовить пищу, разводить огонь. Евреи принесли в Палестину множество запретов Месопотамии, которые они связывали с характерным для Вавилона соблюдением седьмого дня, Шабаттума.
95:1.2 (1042.3)
But the custom of the early Adamite peoples in honoring the seventh day of the week never completely disappeared in Mesopotamia. Only, during the Melchizedek era, the seventh day was regarded as the worst of bad luck. It was taboo-ridden; it was unlawful to go on a journey, cook food, or make a fire on the evil seventh day. The Jews carried back to Palestine many of the Mesopotamian taboos which they had found resting on the Babylonian observance of the seventh day, the Shabattum.
Хотя салимские учителя много сделали для того, чтобы облагородить и возвысить религии Месопотамии, им не удалось привести различные народы к неизменному признанию единого Бога. Более полутораста лет такие учения доминировали, а затем они постепенно уступили место более древней вере во множество богов.
95:1.3 (1042.4)
Although the Salem teachers did much to refine and uplift the religions of Mesopotamia, they did not succeed in bringing the various peoples to the permanent recognition of one God. Such teaching gained the ascendancy for more than one hundred and fifty years and then gradually gave way to the older belief in a multiplicity of deities.
Салимские учителя значительно уменьшили число богов Месопотамии, причем число главных богов было в какой-то момент сведено к семи, это были: Бел, Шамаш, Набу, Ану, Эа, Мардук и Син. Во время наибольшего успеха нового учения они провозгласили трех из этих богов высшими по отношению ко всем остальным, это была вавилонская триада: Бел, Эа и Ану, боги земли, моря и неба. Тем не менее в различных областях выдвигались другие триады, причем все они напоминали учение андитов и шумеров о троице и основывались на вере салимитов в знак Мелхиседека, изображающий три круга.
95:1.4 (1042.5)
The Salem teachers greatly reduced the number of the gods of Mesopotamia, at one time bringing the chief deities down to seven: Bel, Shamash, Nabu, Anu, Ea, Marduk, and Sin. At the height of the new teaching they exalted three of these gods to supremacy over all others, the Babylonian triad: Bel, Ea, and Anu, the gods of earth, sea, and sky. Still other triads grew up in different localities, all reminiscent of the trinity teachings of the Andites and the Sumerians and based on the belief of the Salemites in Melchizedek’s insignia of the three circles.
Салимские учителя никогда не могли полностью побороть популярность Иштар, матери богов, олицетворявшей дух сексуального плодородия. Они многое сделали, чтобы облагородить поклонение этой богине, но вавилоняне и их соседи так никогда и не смогли полностью освободиться от своих завуалированных форм сексуализированного поклонения. Во всей Месопотамии был распространен обычай, когда каждая молодая женщина, по крайней мере, один раз в своей жизни, отдавалась объятиям незнакомца; это считали знаком преданности, которого требует Иштар, и полагали, что плодородие в значительной степени зависит от этой сексуальной жертвы.
95:1.5 (1042.6)
Never did the Salem teachers fully overcome the popularity of Ishtar, the mother of gods and the spirit of sex fertility. They did much to refine the worship of this goddess, but the Babylonians and their neighbors had never completely outgrown their disguised forms of sex worship. It had become a universal practice throughout Mesopotamia for all women to submit, at least once in early life, to the embrace of strangers; this was thought to be a devotion required by Ishtar, and it was believed that fertility was largely dependent on this sex sacrifice.
Первоначально учение Мелхиседека устанавливалось вполне успешно, пока Набодад, руководитель школы в Кише, не решил энергично атаковать широко распространенную практику храмового разврата. Но салимские миссионеры потерпели неудачу в своем стремлении осуществить эту социальную реформу, и крах этой попытки привел к провалу всех их более важных духовных и философских учений.
95:1.6 (1043.1)
The early progress of the Melchizedek teaching was highly gratifying until Nabodad, the leader of the school at Kish, decided to make a concerted attack upon the prevalent practices of temple harlotry. But the Salem missionaries failed in their effort to bring about this social reform, and in the wreck of this failure all their more important spiritual and philosophic teachings went down in defeat.
Это поражение салимского евангелия немедленно повлекло за собой интенсивный рост культа Иштар, который уже проник в Палестину под именем Ашторет, в Египет под именем Изиды, в Грецию — Афродиты и в северные племена под именем Астарты. И именно в связи с этим возрождением поклонения Иштар вавилонские священники снова обратились к созерцанию звезд; астрология Месопотамии испытала свой последний великий подъем, в моду вошло предсказывание судьбы, и в течение столетий духовенство вырождалось все больше и больше.
95:1.7 (1043.2)
This defeat of the Salem gospel was immediately followed by a great increase in the cult of Ishtar, a ritual which had already invaded Palestine as Ashtoreth, Egypt as Isis, Greece as Aphrodite, and the northern tribes as Astarte. And it was in connection with this revival of the worship of Ishtar that the Babylonian priests turned anew to stargazing; astrology experienced its last great Mesopotamian revival, fortunetelling became the vogue, and for centuries the priesthood increasingly deteriorated.
Мелхиседек предупреждал своих последователей, что следует учить о существовании единого Бога, Отца и Создателя всего сущего, проповедовать только евангелие о приобретении божественного благоволения через одну лишь веру. Но ошибка учителей новой истины часто состоит в том, что они пытаются сделать слишком много, пытаются подменить медленный эволюционный процесс стремительной революцией. В Месопотамии миссионеры Мелхиседека предъявляли слишком высокие для живущих там людей требования к уровню нравственности; они попытались сделать слишком много, и их благородное дело потерпело поражение. Им было поручено проповедовать некое определенное евангелие, возвещать истину о реальности Отца Всего Сущего; но они оказались вовлеченными в казавшееся важным дело реформирования нравов и это увело их великую миссию с правильного пути и, в конце концов, привело ее к краху и забвению.
95:1.8 (1043.3)
Melchizedek had warned his followers to teach about the one God, the Father and Maker of all, and to preach only the gospel of divine favor through faith alone. But it has often been the error of the teachers of new truth to attempt too much, to attempt to supplant slow evolution by sudden revolution. The Melchizedek missionaries in Mesopotamia raised a moral standard too high for the people; they attempted too much, and their noble cause went down in defeat. They had been commissioned to preach a definite gospel, to proclaim the truth of the reality of the Universal Father, but they became entangled in the apparently worthy cause of reforming the mores, and thus was their great mission sidetracked and virtually lost in frustration and oblivion.
Салимский центр в Кише прекратил свое существование за время жизни одного поколения, и пропаганда веры в единого Бога угасла практически по всей Месопотамии. Но остатки салимских школ продолжали существовать. Разбросанные там и сям небольшие группы продолжали сохранять свою веру в единого Творца и вести борьбу против идолопоклонства и аморальности месопотамских священников.
95:1.9 (1043.4)
In one generation the Salem headquarters at Kish came to an end, and the propaganda of the belief in one God virtually ceased throughout Mesopotamia. But remnants of the Salem schools persisted. Small bands scattered here and there continued their belief in the one Creator and fought against the idolatry and immorality of the Mesopotamian priests.
Именно салимские миссионеры в период, следующий за отказом от их учения, написали многие псалмы Ветхого Завета, начертав их на камне, который иудейские священники более поздних времен нашли во время вавилонского пленения и впоследствии включили их в собрание гимнов, авторство которых приписывалось евреям. Эти великолепные псалмы из Вавилона не были написаны в храмах Бела-Мардука, они были созданием потомков более древних салимских миссионеров, и они разительно контрастируют с разнородным набором магических текстов вавилонских священников. Книга Иова достаточно хорошо отражает учение салимской школы в Кише, да и во всей Месопотамии.
95:1.10 (1043.5)
It was the Salem missionaries of the period following the rejection of their teaching who wrote many of the Old Testament Psalms, inscribing them on stone, where later-day Hebrew priests found them during the captivity and subsequently incorporated them among the collection of hymns ascribed to Jewish authorship. These beautiful psalms from Babylon were not written in the temples of Bel-Marduk; they were the work of the descendants of the earlier Salem missionaries, and they are a striking contrast to the magical conglomerations of the Babylonian priests. The Book of Job is a fairly good reflection of the teachings of the Salem school at Kish and throughout Mesopotamia.
Многое из религиозной культуры Месопотамии пришло в древнееврейскую литературу и древнееврейский ритуал богослужения из Египта, благодаря трудам Аменемопа и Эхнатона. Египтяне прекрасно сохранили учения о социальных обязанностях, восходящие к более древним обитателям Месопотамии — андитам, и как много из этого было утеряно вавилонянами, занявшими позднее долину Евфрата.
95:1.11 (1043.6)
Much of the Mesopotamian religious culture found its way into Hebrew literature and liturgy by way of Egypt through the work of Amenemope and Ikhnaton. The Egyptians remarkably preserved the teachings of social obligation derived from the earlier Andite Mesopotamians and so largely lost by the later Babylonians who occupied the Euphrates valley.
Оригинальные учения Мелхиседека, в действительности, наиболее глубоко укоренились в Египте, откуда впоследствии достигли Европы. Эволюционирующая религия нильской долины периодически обогащалась в результате прихода высших родов нодитов, адамитов и более поздних андитских народов долины Евфрата. Время от времени многие египетские гражданские руководители были шумерами. Как Индия в это время была прибежищем для самой разнообразной смеси рас мира, так и Египет взрастил тип религиозной философии, в котором удивительно перемешались всяческие представления, которые только можно было найти на Урантии, и из долины Нила эта философия проникла во многие части мира. Евреи в своем представлении о сотворении мира много позаимствовали от вавилонян, но свое понятие о божественном Провидении они взяли у египтян.
95:2.1 (1043.7)
The original Melchizedek teachings really took their deepest root in Egypt, from where they subsequently spread to Europe. The evolutionary religion of the Nile valley was periodically augmented by the arrival of superior strains of Nodite, Adamite, and later Andite peoples of the Euphrates valley. From time to time, many of the Egyptian civil administrators were Sumerians. As India in these days harbored the highest mixture of the world races, so Egypt fostered the most thoroughly blended type of religious philosophy to be found on Urantia, and from the Nile valley it spread to many parts of the world. The Jews received much of their idea of the creation of the world from the Babylonians, but they derived the concept of divine Providence from the Egyptians.
Скорее, благодаря политическим и моральным тенденциям, чем философским и религиозным, Египет оказался более благосклонным к салимскому учению, чем Месопотамия. В Египте вождь каждого племени после того, как завоевывал себе трон, стремился сохранить свою династию, провозглашая своего племенного бога изначальным божеством и создателем всех других богов. Так египтяне постепенно привыкли к мысли о существовании сверхбога, что было первым шагом на пути к более поздней доктрине Божества — создателя всего сущего. В Египте идея монотеизма в течение многих столетий то усиливалась, то ослабевала, причем вере в единого Бога всегда отдавалось предпочтение, но она никогда полностью не могла взять верх над развивающимися представлениями политеизма.
95:2.2 (1044.1)
It was political and moral, rather than philosophic or religious, tendencies that rendered Egypt more favorable to the Salem teaching than Mesopotamia. Each tribal leader in Egypt, after fighting his way to the throne, sought to perpetuate his dynasty by proclaiming his tribal god the original deity and creator of all other gods. In this way the Egyptians gradually got used to the idea of a supergod, a steppingstone to the later doctrine of a universal creator Deity. The idea of monotheism wavered back and forth in Egypt for many centuries, the belief in one God always gaining ground but never quite dominating the evolving concepts of polytheism.
95:2.3 (1044.2)
For ages the Egyptian peoples had been given to the worship of nature gods; more particularly did each of the two-score separate tribes have a special group god, one worshiping the bull, another the lion, a third the ram, and so on. Still earlier they had been totem tribes, very much like the Amerinds.
В какой-то момент египтяне заметили, что мертвые тела, помещенные в гробницы, сделанные не из кирпича, сохраняются долго — бальзамируются — благодаря воздействию песка, насыщенного содой, в то время как тела, погребенные в кирпичных склепах, разлагаются. Эти наблюдения привели к опытам, в результате которых появился обычай бальзамировать мертвых. Египтяне верили, что сохранность тела помогает его переходу в будущую жизнь. Чтобы в отдаленном будущем можно было бы правильно установить личность человека после распада тела, они помещали в могиле вместе с телом погребальную статую — изображение умершего, вырезая его на крышке гроба. Изготовление этих погребальных статуй привело к значительному совершенствованию египетского искусства.
95:2.4 (1044.3)
In time the Egyptians observed that dead bodies placed in brickless graves were preserved—embalmed—by the action of the soda-impregnated sand, while those buried in brick vaults decayed. These observations led to those experiments which resulted in the later practice of embalming the dead. The Egyptians believed that preservation of the body facilitated one’s passage through the future life. That the individual might properly be identified in the distant future after the decay of the body, they placed a burial statue in the tomb along with the corpse, carving a likeness on the coffin. The making of these burial statues led to great improvement in Egyptian art.
Веками египтяне верили, что гробницы являются гарантией сохранности тела и его последующей благоприятной жизни в посмертии. Хотя магические обряды, сопровождавшие жизнь человека от колыбели до могилы, были обременительными, их дальнейшая эволюция в высшей степени эффективно способствовала избавлению египтян от религии гробниц. Священники вырезали на гробах заклинания, которые, как полагали, служили гарантией того, что «в потустороннем мире сердце человека не будет у него отнято». Вскоре различные варианты этих магических текстов были собраны и хранились под названием Книги Мертвых. Но в долине Нила магический ритуал давно стал вторгаться в области, связанные с совестью и характером человека, причем в такой степени, какая не часто достигалась в ритуалах того времени. И впоследствии люди в своих надеждах на спасение полагались скорее на эти моральные и этические идеалы, чем на тщательное убранство гробниц.
95:2.5 (1044.4)
For centuries the Egyptians placed their faith in tombs as the safeguard of the body and of consequent pleasurable survival after death. The later evolution of magical practices, while burdensome to life from the cradle to the grave, most effectually delivered them from the religion of the tombs. The priests would inscribe the coffins with charm texts which were believed to be protection against a “man’s having his heart taken away from him in the nether world.” Presently a diverse assortment of these magical texts was collected and preserved as The Book of the Dead. But in the Nile valley magical ritual early became involved with the realms of conscience and character to a degree not often attained by the rituals of those days. And subsequently these ethical and moral ideals, rather than elaborate tombs, were depended upon for salvation.
Прекрасный пример суеверия того времени — всеобщая вера в действенность слюны как лекарства, представление, которое родилось в Египте и распространилось оттуда в Аравию и Месопотамию. В легендарном сражении Гора и Сета юный бог потерял глаз, но после того, как Сет был побежден, мудрый бог Тот вернул этот глаз, плюнув на рану и излечив ее.
95:2.6 (1044.5)
The superstitions of these times are well illustrated by the general belief in the efficacy of spittle as a healing agent, an idea which had its origin in Egypt and spread therefrom to Arabia and Mesopotamia. In the legendary battle of Horus with Set the young god lost his eye, but after Set was vanquished, this eye was restored by the wise god Thoth, who spat upon the wound and healed it.
Египтяне долгое время верили, что мерцание звезд на ночном небе означает спасение душ избранных умерших; остальные люди, как они думали, в посмертии поглощаются солнцем. В определенный период времени поклонение солнцу стало разновидностью почитания предков. Наклонный входной коридор великой пирамиды был направлен непосредственно на Полярную звезду, так чтобы душа царя, поднявшись из гробницы, могла идти прямо к неизменным и вечным созвездиям неподвижных звезд, предполагаемой обители царей.
95:2.7 (1044.6)
The Egyptians long believed that the stars twinkling in the night sky represented the survival of the souls of the worthy dead; other survivors they thought were absorbed into the sun. During a certain period, solar veneration became a species of ancestor worship. The sloping entrance passage of the great pyramid pointed directly toward the Pole Star so that the soul of the king, when emerging from the tomb, could go straight to the stationary and established constellations of the fixed stars, the supposed abode of the kings.
95:2.8 (1045.1)
When the oblique rays of the sun were observed penetrating earthward through an aperture in the clouds, it was believed that they betokened the letting down of a celestial stairway whereon the king and other righteous souls might ascend. “King Pepi has put down his radiance as a stairway under his feet whereon to ascend to his mother.”
Когда явился во плоти Мелхиседек, у египтян была религия, значительно превосходящая религии окружающих народов. Они верили, что лишенная телесной оболочки душа, если только она должным образом защищена магическими заклинаниями, может противостоять вмешательству духов зла и найти дорогу к судилищу Озириса, где, «если она не виновна в убийстве, грабеже, вероломстве, прелюбодействе, воровстве и эгоизме», будет принята в царство блаженства. Если же душа была взвешена на весах и обнаружился недостаток, она будет отправлена в ад к Пожирательнице. И это было относительно прогрессивное представление о будущей жизни по сравнению с верованиями многих соседних племен.
95:2.9 (1045.2)
When Melchizedek appeared in the flesh, the Egyptians had a religion far above that of the surrounding peoples. They believed that a disembodied soul, if properly armed with magic formulas, could evade the intervening evil spirits and make its way to the judgment hall of Osiris, where, if innocent of “murder, robbery, falsehood, adultery, theft, and selfishness,” it would be admitted to the realms of bliss. If this soul were weighed in the balances and found wanting, it would be consigned to hell, to the Devouress. And this was, relatively, an advanced concept of a future life in comparison with the beliefs of many surrounding peoples.
Хотя культура и религия Египта была унаследована, главным образом, от андитов Месопотамии и была, в значительной степени, передана последующим цивилизациям через посредство иудеев и греков, все-таки много, очень много черт социального и этического идеализма египтян в долине Нила появилось в результате чисто эволюционного процесса развития. Несмотря на то, что во многом истины и культура были заимствованы у андитов, в Египте нравственная культура эволюционировала как результат чисто человеческого развития в большей степени, чем это происходило вследствие подобного естественного процесса в других областях до пришествия Михаила.
95:3.1 (1045.4)
Although the culture and religion of Egypt were chiefly derived from Andite Mesopotamia and largely transmitted to subsequent civilizations through the Hebrews and Greeks, much, very much, of the social and ethical idealism of the Egyptians arose in the valley of the Nile as a purely evolutionary development. Notwithstanding the importation of much truth and culture of Andite origin, there evolved in Egypt more of moral culture as a purely human development than appeared by similar natural techniques in any other circumscribed area prior to the bestowal of Michael.
Эволюция морали зависит не только от откровения. Идеи высокой морали могут проистекать и из человеческого опыта. Человек может даже развить представление о духовных ценностях и обрести космическое прозрение из опыта своей личной жизни, потому что в нем пребывает божественный дух. Такая естественная эволюция совести и характера усиливалась также в результате периодического прибытия учителей истины, в древние времена — из второго Эдема, а позднее — из центра Мелхиседека в Салиме.
95:3.2 (1045.5)
Moral evolution is not wholly dependent on revelation. High moral concepts can be derived from man’s own experience. Man can even evolve spiritual values and derive cosmic insight from his personal experiential living because a divine spirit indwells him. Such natural evolutions of conscience and character were also augmented by the periodic arrival of teachers of truth, in ancient times from the second Eden, later on from Melchizedek’s headquarters at Salem.
За тысячи лет до того, как салимское евангелие проникло в Египет, его нравственные вожди учили справедливости и чистоте, учили остерегаться жадности. За три тысячи лет до того, как было написано священное писание иудеев, девиз египтян гласил: «Замечателен тот человек, чьим образцом является праведность, кто идет по ее пути». Они учили доброте, выдержке и благоразумию. Послание одного из великих учителей той эпохи гласило: «Поступайте правильно и справедливо со всеми». Правда-Справедливость-Праведность были египетской триадой того времени. Среди всех человеческих религий Урантии ни одна никогда не превзошла общественные идеалы и моральное величие былого гуманизма нильской долины.
95:3.3 (1045.6)
Thousands of years before the Salem gospel penetrated to Egypt, its moral leaders taught justice, fairness, and the avoidance of avarice. Three thousand years before the Hebrew scriptures were written, the motto of the Egyptians was: “Established is the man whose standard is righteousness; who walks according to its way.” They taught gentleness, moderation, and discretion. The message of one of the great teachers of this epoch was: “Do right and deal justly with all.” The Egyptian triad of this age was Truth-Justice-Righteousness. Of all the purely human religions of Urantia none ever surpassed the social ideals and the moral grandeur of this onetime humanism of the Nile valley.
На почве этих развивающихся этических представлений и нравственных идеалов расцвели уцелевшие учения салимской религии. Понятия добра и зла нашли немедленный отклик в сердцах людей, которые верили, что «Жизнь дается миролюбивому, а смерть — виновному». «Миролюбивый делает то, что вызывает любовь; виновный делает то, что вызывает ненависть». Веками обитатели нильской долины жили в соответствии с этими этическими и социальными нормами даже прежде того, как они восприняли более поздние идеи правого и неправого — хорошего и дурного.
95:3.4 (1045.7)
In the soil of these evolving ethical ideas and moral ideals the surviving doctrines of the Salem religion flourished. The concepts of good and evil found ready response in the hearts of a people who believed that “Life is given to the peaceful and death to the guilty.” “The peaceful is he who does what is loved; the guilty is he who does what is hated.” For centuries the inhabitants of the Nile valley had lived by these emerging ethical and social standards before they ever entertained the later concepts of right and wrong—good and bad.
Египет отличался интеллектуальностью и нравственными качествами, но не чрезмерной духовностью. За шесть тысяч лет среди египтян появилось только четыре великих пророка. В течение некоторого времени египтяне слушались Аменемопа; Охбана они убили; без особого энтузиазма они приняли Эхнатона и то — на краткий период жизни одного поколения; Моисея они отвергли. И опять же скорее политические, чем религиозные, факторы привели к тому, что Аврааму, а впоследствии — Иосифу было легко сделать, чтобы салимское учение о едином Боге стало пользоваться большим влиянием во всем Египте. Но когда салимские миссионеры впервые вступили в Египет, они столкнулись с тем, что эта высокая этическая культура эволюции сочетается с модифицированными моральными нормами иммигрантов из Месопотамии. Эти древние учителя нильской долины первыми провозгласили, что совесть есть наказ Бога, голос Божества.
95:3.5 (1046.1)
Egypt was intellectual and moral but not overly spiritual. In six thousand years only four great prophets arose among the Egyptians. Amenemope they followed for a season; Okhban they murdered; Ikhnaton they accepted but halfheartedly for one short generation; Moses they rejected. Again was it political rather than religious circumstances that made it easy for Abraham and, later on, for Joseph to exert great influence throughout Egypt in behalf of the Salem teachings of one God. But when the Salem missionaries first entered Egypt, they encountered this highly ethical culture of evolution blended with the modified moral standards of Mesopotamian immigrants. These early Nile valley teachers were the first to proclaim conscience as the mandate of God, the voice of Deity.
В свое время в Египте появился учитель, которого многие называли «сыном человеческим», а другие — Аменемопом. Этот провидец превозносил совесть как наивысший критерий правильного и неправильного, учил о наказании за грехи и провозглашал спасение, достижимое в результате обращения к солнечному божеству.
95:4.1 (1046.2)
In due time there grew up in Egypt a teacher called by many the “son of man” and by others Amenemope. This seer exalted conscience to its highest pinnacle of arbitrament between right and wrong, taught punishment for sin, and proclaimed salvation through calling upon the solar deity.
Аменемоп учил, что богатство и удача есть дар Бога, и это представление наложило глубокий отпечаток на появившуюся позднее иудейскую философию. Этот благородный учитель верил, что сознание присутствия Бога во всех ситуациях является определяющим фактором поведения всего сущего; что каждый момент нужно переживать, осознавая присутствие Бога и ответственность перед ним. Учения этого мудреца были впоследствии переведены на древнееврейский и стали священной книгой этого народа задолго до того, как был написан Ветхий Завет. Главный наказ этого мужа касается наставлений своему сыну, в нем он учит его быть честным, справедливым и беспристрастным на постах, которые доверяет ему государство, и эти благородные чувства далекого прошлого сделали бы честь любому современному государственному деятелю.
95:4.2 (1046.3)
Amenemope taught that riches and fortune were the gift of God, and this concept thoroughly colored the later appearing Hebrew philosophy. This noble teacher believed that God-consciousness was the determining factor in all conduct; that every moment should be lived in the realization of the presence of, and responsibility to, God. The teachings of this sage were subsequently translated into Hebrew and became the sacred book of that people long before the Old Testament was reduced to writing. The chief preachment of this good man had to do with instructing his son in uprightness and honesty in governmental positions of trust, and these noble sentiments of long ago would do honor to any modern statesman.
Этот мудрый человек с берегов Нила учил, что «богатство приделывает себе крылья и улетает», т.е. что все земное мимолетно. Замечательной его молитвой была молитва о «спасении от страха». Он призывал всех от «слов человеческих» обратиться к «делам Божьим». По сути, он учил, что Человек предполагает, а Бог располагает. Его учения, переведенные на древнееврейский, определили философию Книги Притчей Соломоновых в Ветхом Завете. Переведенные на греческий, они наложили отпечаток на всю последующую эллинистическую религиозную философию. Экземпляр Книги Мудрости был у более позднего александрийского философа Филона.
95:4.3 (1046.4)
This wise man of the Nile taught that “riches take themselves wings and fly away”—that all things earthly are evanescent. His great prayer was to be “saved from fear.” He exhorted all to turn away from “the words of men” to “the acts of God.” In substance he taught: Man proposes but God disposes. His teachings, translated into Hebrew, determined the philosophy of the Old Testament Book of Proverbs. Translated into Greek, they gave color to all subsequent Hellenic religious philosophy. The later Alexandrian philosopher, Philo, possessed a copy of the Book of Wisdom.
Аменемоп пытался сохранить этику эволюции и мораль откровения, и в своих сочинениях он передал их другим — и иудеям, и грекам. Он не был величайшим религиозным учителем своего времени, но был самым влиятельным в том смысле, что он наложил отпечаток на последующую мысль двух жизненно важных звеньев в развитии Западной цивилизации — на иудеев, в среде которых достигла своей высшей точки Западная религиозная вера, и на греков, философия которых получила в Европе наивысшее развитие.
95:4.4 (1046.5)
Amenemope functioned to conserve the ethics of evolution and the morals of revelation and in his writings passed them on both to the Hebrews and to the Greeks. He was not the greatest of the religious teachers of this age, but he was the most influential in that he colored the subsequent thought of two vital links in the growth of Occidental civilization—the Hebrews, among whom evolved the acme of Occidental religious faith, and the Greeks, who developed pure philosophic thought to its greatest European heights.
В Книге Притчей Соломоновых, главы пятнадцатая, семнадцатая, двадцатая и с главы двадцать второй, стих семнадцатый до главы двадцать четвертой, стих двадцать второй взяты почти дословно из Книги Мудрости Аменемопа. Первый псалом Псалтири был написан Аменемопом, и в нем представлена суть будущего учения Эхнатона.
95:4.5 (1046.6)
In the Book of Hebrew Proverbs, chapters fifteen, seventeen, twenty, and chapter twenty-two, verse seventeen, to chapter twenty-four, verse twenty-two, are taken almost verbatim from Amenemope’s Book of Wisdom. The first psalm of the Hebrew Book of Psalms was written by Amenemope and is the heart of the teachings of Ikhnaton.
95:5.1 (1047.1)
The teachings of Amenemope were slowly losing their hold on the Egyptian mind when, through the influence of an Egyptian Salemite physician, a woman of the royal family espoused the Melchizedek teachings. This woman prevailed upon her son, Ikhnaton, Pharaoh of Egypt, to accept these doctrines of One God.
Со времени исчезновения Мелхиседека во плоти человека вплоть до этого периода ни одно человеческое существо не имело столь ясного представления о салимской религии откровения, как Эхнатон. В некоторых отношениях этот юный египетский царь был одним из самых удивительных личностей в человеческой истории. Во время все нарастающего духовного упадка в Месопотамии, в Египте он сохранял живым учение об Эл Элионе, едином Боге, тем самым поддерживая источник монотеистической философии, столь жизненно важный для религиозной подготовки будущего пришествия Михаила. И в признание этого подвига — среди других причин — младенец Иисус был увезен в Египет, где некоторые духовные последователи Эхнатона увидели его и в какой-то мере осознали определенные аспекты его божественной миссии на Урантии.
95:5.2 (1047.2)
Since the disappearance of Melchizedek in the flesh, no human being up to that time had possessed such an amazingly clear concept of the revealed religion of Salem as Ikhnaton. In some respects this young Egyptian king is one of the most remarkable persons in human history. During this time of increasing spiritual depression in Mesopotamia, he kept alive the doctrine of El Elyon, the One God, in Egypt, thus maintaining the philosophic monotheistic channel which was vital to the religious background of the then future bestowal of Michael. And it was in recognition of this exploit, among other reasons, that the child Jesus was taken to Egypt, where some of the spiritual successors of Ikhnaton saw him and to some extent understood certain phases of his divine mission to Urantia.
Моисей, величайшая фигура между Мелхиседеком и Иисусом, был для мира общим даром иудейского народа и египетского царского рода; и если бы Эхнатон обладал многосторонностью и талантом Моисея, если бы его политический гений соответствовал его удивительному дару религиозного лидерства, тогда Египет стал бы великой монотеистической нацией своего времени; и если бы это случилось, вполне вероятно, что Иисус большую часть своей смертной жизни прожил бы в Египте.
95:5.3 (1047.3)
Moses, the greatest character between Melchizedek and Jesus, was the joint gift to the world of the Hebrew race and the Egyptian royal family; and had Ikhnaton possessed the versatility and ability of Moses, had he manifested a political genius to match his surprising religious leadership, then would Egypt have become the great monotheistic nation of that age; and if this had happened, it is barely possible that Jesus might have lived the greater portion of his mortal life in Egypt.
Никогда во всей истории ни один царь не проводил столь методично процесс обращения целой нации из политеизма в монотеизм, как это делал этот удивительный Эхнатон. С совершенно поразительной решительностью этот юный правитель порвал с прошлым, изменил свое имя, покинул свою столицу, построил совершенно новый город и создал для всего народа новое искусство и новую литературу. Но он шел слишком быстро; он строил слишком много, больше того, что могло устоять после его смерти. Кроме того, ему не удалось обеспечить материальную стабильность и процветание своего народа, и все это неблагоприятным образом сказалось на судьбе его религиозного учения, когда впоследствии потоки несчастья и гнета нахлынули на египтян.
95:5.4 (1047.4)
Never in all history did any king so methodically proceed to swing a whole nation from polytheism to monotheism as did this extraordinary Ikhnaton. With the most amazing determination this young ruler broke with the past, changed his name, abandoned his capital, built an entirely new city, and created a new art and literature for a whole people. But he went too fast; he built too much, more than could stand when he had gone. Again, he failed to provide for the material stability and prosperity of his people, all of which reacted unfavorably against his religious teachings when the subsequent floods of adversity and oppression swept over the Egyptians.
Если бы этот человек поразительного дара отчетливого ясного видения и необычайной целеустремленности обладал политической прозорливостью Моисея, он мог бы изменить всю историю эволюции религии и откровения истины в Западном мире. Во время своей жизни он смог обуздать активность священников, доверие к которым он сильно подорвал, но те продолжали исповедовать свой культ втайне, и, как только молодой царь отошел от власти, тотчас начали действовать и не замедлили свалить все дальнейшие беды Египта на установление монотеизма во время его царствования.
95:5.5 (1047.5)
Had this man of amazingly clear vision and extraordinary singleness of purpose had the political sagacity of Moses, he would have changed the whole history of the evolution of religion and the revelation of truth in the Occidental world. During his lifetime he was able to curb the activities of the priests, whom he generally discredited, but they maintained their cults in secret and sprang into action as soon as the young king passed from power; and they were not slow to connect all of Egypt’s subsequent troubles with the establishment of monotheism during his reign.
Эхнатон очень мудро пытался внедрить монотеизм под маской поклонения богу-солнцу. К этому решению прийти к поклонению Отцу Всего Сущего, заменив культ всех богов единым культом поклонения солнцу, его подвигнул совет врача-салимита. Эхнатон принял распространенную доктрину существовавшей тогда веры в Атона относительно Божественного отцовства и материнства и создал религию, которая признавала глубоко личную сокровенную связь между Богом и человеком, его почитающим.
95:5.6 (1047.6)
Very wisely Ikhnaton sought to establish monotheism under the guise of the sun-god. This decision to approach the worship of the Universal Father by absorbing all gods into the worship of the sun was due to the counsel of the Salemite physician. Ikhnaton took the generalized doctrines of the then existent Aton faith regarding the fatherhood and motherhood of Deity and created a religion which recognized an intimate worshipful relation between man and God.
Эхнатон был достаточно мудр, чтобы поддерживать внешнюю сторону поклонения Атону, богу-солнцу, в то же время он привел своих собратьев к завуалированному поклонению Единому Богу, создателю Атона и верховного Отца всего сущего. Этот молодой царь-учитель был плодовитым писателем, автором повествования под названием «Единый Бог», книги из тридцати одной главы, которую священники полностью уничтожили, когда вернулись к власти. Эхнатон написал также сто тридцать семь гимнов, двенадцать из которых сохранились в Псалтири Ветхого Завета, авторство которой приписывается иудеям.
95:5.7 (1048.1)
Ikhnaton was wise enough to maintain the outward worship of Aton, the sun-god, while he led his associates in the disguised worship of the One God, creator of Aton and supreme Father of all. This young teacher-king was a prolific writer, being author of the exposition entitled “The One God,” a book of thirty-one chapters, which the priests, when returned to power, utterly destroyed. Ikhnaton also wrote one hundred and thirty-seven hymns, twelve of which are now preserved in the Old Testament Book of Psalms, credited to Hebrew authorship.
Верховным словом религии Эхнатона в повседневной жизни было слово «праведность», и он быстро распространил понятие правого деяния на область как международной, так и национальной этики. Это было поколение поразительного личного благочестия, в котором наиболее умные мужчины и женщины отличались истинным стремлением найти Бога и познать его. В то время социальное положение или богатство не давали ни одному египтянину никакого преимущества перед лицом закона. Семейная жизнь в Египте делала многое, чтобы сохранить и приумножить нравственную культуру, она была вдохновляющим образцом для замечательной семейной жизни евреев, проживающих в Палестине в более поздние времена.
95:5.8 (1048.2)
The supreme word of Ikhnaton’s religion in daily life was “righteousness,” and he rapidly expanded the concept of right doing to embrace international as well as national ethics. This was a generation of amazing personal piety and was characterized by a genuine aspiration among the more intelligent men and women to find God and to know him. In those days social position or wealth gave no Egyptian any advantage in the eyes of the law. The family life of Egypt did much to preserve and augment moral culture and was the inspiration of the later superb family life of the Jews in Palestine.
Роковой слабостью евангелия Эхнатона была его величайшая истина, учение, что Атон есть не только создатель Египта, но также и «всего мира, людей и животных, всех чужеземных стран, даже Сирии и Куша, помимо этой страны — Египта. Он ставит все на свои места и дает всем им необходимое». Это представление о Божестве было высоким и возвышенным, но в нем отсутствовал элемент национализма. Подобные проявления интернационализма в религии не могли повысить моральный дух египетской армии на поле сражений, но были эффективным оружием в руках священников против молодого царя и его новой религии. Он обладал понятием Бога, далеко превосходящим это понятие у позднейших иудеев, но оно было слишком прогрессивным, чтобы служить целям создателя нации.
95:5.9 (1048.3)
The fatal weakness of Ikhnaton’s gospel was its greatest truth, the teaching that Aton was not only the creator of Egypt but also of the “whole world, man and beasts, and all the foreign lands, even Syria and Kush, besides this land of Egypt. He sets all in their place and provides all with their needs.” These concepts of Deity were high and exalted, but they were not nationalistic. Such sentiments of internationality in religion failed to augment the morale of the Egyptian army on the battlefield, while they provided effective weapons for the priests to use against the young king and his new religion. He had a Deity concept far above that of the later Hebrews, but it was too advanced to serve the purposes of a nation builder.
Хотя монотеистический идеал померк с уходом Эхнатона, идея единого Бога продолжала существовать в умах многих групп. Зять Эхнатона согласился со священниками и вернулся к поклонению старым богам, изменив имя на Тутанхамона. Столица возвратилась в Фивы, и священники наживались на земле, получив в свое распоряжение, в конечном счете, одну седьмую всего Египта; и вскоре один из этого самого ордена священников осмелился захватить корону.
95:5.10 (1048.4)
Though the monotheistic ideal suffered with the passing of Ikhnaton, the idea of one God persisted in the minds of many groups. The son-in-law of Ikhnaton went along with the priests, back to the worship of the old gods, changing his name to Tutankhamen. The capital returned to Thebes, and the priests waxed fat upon the land, eventually gaining possession of one seventh of all Egypt; and presently one of this same order of priests made bold to seize the crown.
Но священники не могли полностью побороть волну монотеизма. Все больше и больше они были вынуждены объединять своих богов и принимать нескольких богов за одного, имеющего несколько имен; семья богов все больше сокращалась. Эхнатон связывал пламенеющий на небе диск с Богом-творцом, и эта идея продолжала вспыхивать в сердцах многих людей, даже священников, долгое время после того, как умер молодой реформатор. Никогда в Египте и в мире идея монотеизма полностью не умерла в сердцах людей. Она просуществовала даже до прибытия Творца-Сына того самого божественного Отца, единого Бога, поклоняться которому Эхнатон так ревностно призывал весь Египет.
95:5.11 (1048.5)
But the priests could not fully overcome the monotheistic wave. Increasingly they were compelled to combine and hyphenate their gods; more and more the family of gods contracted. Ikhnaton had associated the flaming disc of the heavens with the creator God, and this idea continued to flame up in the hearts of men, even of the priests, long after the young reformer had passed on. Never did the concept of monotheism die out of the hearts of men in Egypt and in the world. It persisted even to the arrival of the Creator Son of that same divine Father, the one God whom Ikhnaton had so zealously proclaimed for the worship of all Egypt.
Слабость доктрины Эхнатона состояла в том, что он провозгласил слишком передовую религию, так что только образованные египтяне могли всецело воспринять его учение. Рядовые сельские труженики никогда в действительности не понимали его евангелия и, следовательно, были готовы возвратиться вместе со священниками к прежнему почитанию Изиды и ее супруга Озириса, который, как полагали, чудесным образом воскрес после мучительной смерти от рук Сета, бога тьмы и зла.
95:5.12 (1048.6)
The weakness of Ikhnaton’s doctrine lay in the fact that he proposed such an advanced religion that only the educated Egyptians could fully comprehend his teachings. The rank and file of the agricultural laborers never really grasped his gospel and were, therefore, ready to return with the priests to the old-time worship of Isis and her consort Osiris, who was supposed to have been miraculously resurrected from a cruel death at the hands of Set, the god of darkness and evil.
Учение о бессмертии для всех людей было слишком прогрессивным для египтян. Воскресение было обещано только царям и богатым; поэтому они так тщательно бальзамировали и хранили в гробницах свои тела до судного дня. Но демократичность спасения и воскресения, как учил тому Эхнатон, в конце концов победила, и даже дошло до того, что впоследствии египтяне верили даже в жизнь после смерти бессловесных животных.
95:5.13 (1049.1)
The teaching of immortality for all men was too advanced for the Egyptians. Only kings and the rich were promised a resurrection; therefore did they so carefully embalm and preserve their bodies in tombs against the day of judgment. But the democracy of salvation and resurrection as taught by Ikhnaton eventually prevailed, even to the extent that the Egyptians later believed in the survival of dumb animals.
Хотя попытка этого египетского правителя навязать своему народу поклонение единому Богу потерпела поражение, следует отметить, что отзвуки его деятельности раздавались в течение столетий и в Палестине, и в Греции и Египет, таким образом, стал посредником для передачи эволюционирующей культуры Нила, соединенной с религией откровения Евфрата, всем последующим народам Запада.
95:5.14 (1049.2)
Although the effort of this Egyptian ruler to impose the worship of one God upon his people appeared to fail, it should be recorded that the repercussions of his work persisted for centuries both in Palestine and Greece, and that Egypt thus became the agent for transmitting the combined evolutionary culture of the Nile and the revelatory religion of the Euphrates to all of the subsequent peoples of the Occident.
Слава этой великой эры развития морали и духовного роста в нильской долине быстро угасала приблизительно в то время, когда складывалась иудейская нация, и после пребывания евреев в Египте эти бедуины унесли с собой многое из этих учений и сохранили многое из доктрин Эхнатона в религии своего народа.
95:5.15 (1049.3)
The glory of this great era of moral development and spiritual growth in the Nile valley was rapidly passing at about the time the national life of the Hebrews was beginning, and consequent upon their sojourn in Egypt these Bedouins carried away much of these teachings and perpetuated many of Ikhnaton’s doctrines in their racial religion.
Некоторые миссионеры Мелхиседека прошли через Месопотамию к великому Иранскому плоскогорью. Более пятисот лет салимские учителя преуспевали в Иране, и вся нация склонялась к тому, чтобы принять религию Мелхиседека, когда смена правителей внезапно вызвала ожесточенное их преследование, которое, практически, положило конец монотеистическим учениям салимского культа. Учение о завете Авраама, в сущности, вымерло в Персии, когда в то великое столетие морального возрождения — шестой век до Христа — появился Зороастр, чтобы возродить едва теплящиеся огоньки салимского евангелия.
95:6.1 (1049.4)
From Palestine some of the Melchizedek missionaries passed on through Mesopotamia and to the great Iranian plateau. For more than five hundred years the Salem teachers made headway in Iran, and the whole nation was swinging to the Melchizedek religion when a change of rulers precipitated a bitter persecution which practically ended the monotheistic teachings of the Salem cult. The doctrine of the Abrahamic covenant was virtually extinct in Persia when, in that great century of moral renaissance, the sixth before Christ, Zoroaster appeared to revive the smouldering embers of the Salem gospel.
Этот основатель новой религии был сильным и смелым юношей, который в своем первом путешествии в Ур в Месопотамии познакомился с преданиями о бунте Калигастии и Люцифера — наряду со многими другими преданиями, — которые все произвели сильное впечатление на его религиозную натуру. Соответственно, увидев в Уре сон, он составил план возвращения в свой северный дом, чтобы предпринять преобразование религии своего народа. Он усвоил иудейскую идею Бога справедливости, концепцию божественности Моисея. В его сознании было ясное представление о верховном Боге, и он отбросил всех других богов как бесов, низведя их до положения демонов, о которых он слышал в Месопотамии. Он знал историю о Семи Духах-Мастерах по преданию, существующему в Уре, и, соответственно, он создал плеяду семи верховных богов во главе с Ахурамаздой. Этих низших богов он представил как идеальные образы Справедливого Закона, Благой Мысли, Благородного Правления, Святого Характера, Здоровья и Бессмертия.
95:6.2 (1049.5)
This founder of a new religion was a virile and adventurous youth, who, on his first pilgrimage to Ur in Mesopotamia, had learned of the traditions of the Caligastia and the Lucifer rebellion—along with many other traditions—all of which had made a strong appeal to his religious nature. Accordingly, as the result of a dream while in Ur, he settled upon a program of returning to his northern home to undertake the remodeling of the religion of his people. He had imbibed the Hebraic idea of a God of justice, the Mosaic concept of divinity. The idea of a supreme God was clear in his mind, and he set down all other gods as devils, consigned them to the ranks of the demons of which he had heard in Mesopotamia. He had learned of the story of the Seven Master Spirits as the tradition lingered in Ur, and, accordingly, he created a galaxy of seven supreme gods with Ahura-Mazda at its head. These subordinate gods he associated with the idealization of Right Law, Good Thought, Noble Government, Holy Character, Health, and Immortality.
Зороастр не учил поклоняться огню, но стремился использовать пламя как символ чистого и мудрого Духа всемирного верховного господства. (Хотя правда и то, что более поздние его последователи и почитали, и поклонялись этому символическому огню.) В конце концов, после того, как иранский принц был обращен в эту новую религию, она распространялась при помощи меча. И Зороастр героически погиб в бою за то, что было, как он верил, «истиной Господа света».
95:6.4 (1049.7)
Zoroaster did not teach the worship of fire but sought to utilize the flame as a symbol of the pure and wise Spirit of universal and supreme dominance. (All too true, his later followers did both reverence and worship this symbolic fire.) Finally, upon the conversion of an Iranian prince, this new religion was spread by the sword. And Zoroaster heroically died in battle for that which he believed was the “truth of the Lord of light.”
Зороастризм — единственная урантийская вера, которая сохранила учение Даламатии и Эдема о Семи Духах-Мастерах. Хотя зороастризму и не удалось развить концепцию Троицы, он, в определенном смысле, приблизился к представлению о Семеричном Боге. Первоначальный зороастризм не был чистым дуализмом; хотя ранние учения и изображали зло как неразрывно связанное во времени с добром, с позиции вечности, оно, безусловно, было погружено в предельную реальность добра. Только в более поздние времена укрепилась вера, что добро и зло борются на равных началах.
95:6.5 (1050.1)
Zoroastrianism is the only Urantian creed that perpetuates the Dalamatian and Edenic teachings about the Seven Master Spirits. While failing to evolve the Trinity concept, it did in a certain way approach that of God the Sevenfold. Original Zoroastrianism was not a pure dualism; though the early teachings did picture evil as a time co-ordinate of goodness, it was definitely eternity-submerged in the ultimate reality of the good. Only in later times did the belief gain credence that good and evil contended on equal terms.
Еврейские предания о небесах и аде, а также учение о дьяволе в том виде, как оно было представлено в иудейских священных писаниях, хотя и было основано на существовавших преданиях о Люцифере и Калигастии, проистекало, главным образом, из зороастризма во времена, когда евреи находились под политическим и культурным господством персов. Зороастр, как и египтяне, учил о «судном дне», но он связывал это событие с концом мира.
95:6.6 (1050.2)
The Jewish traditions of heaven and hell and the doctrine of devils as recorded in the Hebrew scriptures, while founded on the lingering traditions of Lucifer and Caligastia, were principally derived from the Zoroastrians during the times when the Jews were under the political and cultural dominance of the Persians. Zoroaster, like the Egyptians, taught the “day of judgment,” but he connected this event with the end of the world.
Зороастризм заметно повлиял даже на те религии в Персии, которые появились после него. Когда иранские священники пытались уничтожить учение Зороастра, они возродили древний культ Митры. И этот культ Митры распространился по всему Леванту и областям Средиземноморья, оказавшись в течение некоторого времени современником и иудаизма и христианства. Таким образом, учение Зороастра последовательно наложило отпечаток на три великие религии: на иудаизм, христианство, а через них — и на магометанство.
95:6.7 (1050.3)
Even the religion which succeeded Zoroastrianism in Persia was markedly influenced by it. When the Iranian priests sought to overthrow the teachings of Zoroaster, they resurrected the ancient worship of Mithra. And Mithraism spread throughout the Levant and Mediterranean regions, being for some time a contemporary of both Judaism and Christianity. The teachings of Zoroaster thus came successively to impress three great religions: Judaism and Christianity and, through them, Mohammedanism.
Но слишком далеко отстоят друг от друга возвышенные учения и благородные псалмы Зороастра и современные извращения его благовествований парсами с их вечным страхом перед мертвыми, соединенным с постоянной склонностью к софизмам, тогда как Зороастр никогда не снисходил до того, чтобы поощрять софизмы.
Учение Мелхиседека о едином Боге установилось в Аравийской пустыне сравнительно недавно. Как в Греции, так и в Аравии, салимские миссионеры потерпели неудачу из-за того, что неправильно поняли наставления Мелхиседека относительно чрезмерных организационных мер. Но они полагали, что его предостережение, направленное против любых попыток распространять евангелие при помощи военной силы и гражданского принуждения, их не касается.
95:7.1 (1050.6)
The Melchizedek teachings of the one God became established in the Arabian Desert at a comparatively recent date. As in Greece, so in Arabia the Salem missionaries failed because of their misunderstanding of Machiventa’s instructions regarding overorganization. But they were not thus hindered by their interpretation of his admonition against all efforts to extend the gospel through military force or civil compulsion.
Ни даже в Китае, ни в Риме учение Мелхиседека не потерпело столь полного поражения, как в этой пустынной области, расположенной так близко от самого Салима. Спустя долгое время после того, как большинство народов Востока и Запада стали, соответственно, буддистами и христианами, Аравия продолжала находится в том же состоянии, что и в течение предыдущих тысячелетий. Каждое племя поклонялось своему древнему фетишу, и многие отдельные роды имели своих домашних богов. Продолжалась долгая борьба между вавилонской Иштар, иудейским Яхве, иранским Ахурой и христианским Отцом Господа Иисуса Христа. Но ни одно из понятий не было способно полностью вытеснить остальные.
95:7.2 (1050.7)
Not even in China or Rome did the Melchizedek teachings fail more completely than in this desert region so very near Salem itself. Long after the majority of the peoples of the Orient and Occident had become respectively Buddhist and Christian, the desert of Arabia continued as it had for thousands of years. Each tribe worshiped its olden fetish, and many individual families had their own household gods. Long the struggle continued between Babylonian Ishtar, Hebrew Yahweh, Iranian Ahura, and Christian Father of the Lord Jesus Christ. Never was one concept able fully to displace the others.
По всей Аравии тут и там существовали роды и кланы, которые придерживались смутного представления о едином Боге. Такие группы бережно хранили традиции Мелхиседека, Авраама, Моисея и Зороастра. Существовали многочисленные центры, которые могли бы откликнуться на евангелие Иисуса, но христианские миссионеры в пустынных землях представляли собой группу суровых и непримиримых людей в противоположность способным к компромиссам и нововведениям миссионерам, действующим в странах Средиземноморья. Если бы последователи Иисуса более серьезно отнеслись к его предписанию «идти во все страны и проповедовать евангелие» и если бы они были более милосердны в этой проповеднической деятельности, менее строги во второстепенных социальных требованиях, которые они сами же и вводили, тогда многие страны, и среди них — Аравия, с радостью приняли бы простое евангелие сына плотника.
95:7.3 (1051.1)
Here and there throughout Arabia were families and clans that held on to the hazy idea of the one God. Such groups treasured the traditions of Melchizedek, Abraham, Moses, and Zoroaster. There were numerous centers that might have responded to the Jesusonian gospel, but the Christian missionaries of the desert lands were an austere and unyielding group in contrast with the compromisers and innovators who functioned as missionaries in the Mediterranean countries. Had the followers of Jesus taken more seriously his injunction to “go into all the world and preach the gospel,” and had they been more gracious in that preaching, less stringent in collateral social requirements of their own devising, then many lands would gladly have received the simple gospel of the carpenter’s son, Arabia among them.
Существовал только один фактор племенного, расового или национального характера, объединяющий первобытные и разрозненные верования людей пустыни, — это было странное всеобщее уважение, которое почти все аравийские племена выказывали по отношению к некоему фетишу — черному камню в некоем храме в Мекке. Этот фактор всеобщей связи и почитания привел впоследствии к установлению религии ислама. Чем был Яхве, дух вулкана, для евреев-семитов, тем стал камень Каабы для их арабских родичей.
95:7.5 (1051.3)
There was only one factor of a tribal, racial, or national nature about the primitive and unorganized beliefs of the desert, and that was the peculiar and general respect which almost all Arabian tribes were willing to pay to a certain black stone fetish in a certain temple at Mecca. This point of common contact and reverence subsequently led to the establishment of the Islamic religion. What Yahweh, the volcano spirit, was to the Jewish Semites, the Kaaba stone became to their Arabic cousins.
Сила ислама заключалась в четком и ясном представлении Аллаха как единого и единственного Бога; его слабость состояла в использовании военной силы для его распространения и униженном положении женщин. Но ислам непоколебимо придерживался своего представления о Едином Вселенском Божестве всех, «который знает видимое и невидимое. Он милосерд и сострадателен». «Поистине Бог неисчерпаем в своей доброте ко всем людям». «И когда я болен, это он излечит меня». «Всякий раз, когда трое ведут беседу, четвертым в ней присутствует Бог», ибо не есть ли он «первый и последний, видимый и невидимый»?
95:7.6 (1051.4)
The strength of Islam has been its clear-cut and well-defined presentation of Allah as the one and only Deity; its weakness, the association of military force with its promulgation, together with its degradation of woman. But it has steadfastly held to its presentation of the One Universal Deity of all, “who knows the invisible and the visible. He is the merciful and the compassionate.” “Truly God is plenteous in goodness to all men.” “And when I am sick, it is he who heals me.” “For whenever as many as three speak together, God is present as a fourth,” for is he not “the first and the last, also the seen and the hidden”?